Игорь Ерофеев. Стихи о городе - 2

Кулинарный словарь

Рецепты

Рецептов 49
в 10 категориях
Последние публикацииБорщ от Сергея Воропая
Рецепт от Полины Глинской
Творожники от Надежды Алексеевой
Рукотворный Адыгейский сыр
Карамелизированная морковь
Японская соба с русской селедкой от Ольги Мальцево
«Пекинские розы» от Ольги Мальцевой
Шоколадные рецепты
Рис – еда летняя
Огненный вулкан
Десерт от Ольги Мальцевой
Сельдь по-сицилийски от Ольги Мальцевой
Салатик с ветчиной
Блюда с пивом
Кёнигсбергские рецепты

Обзор новостей

2024 год в ресторане интеллектуальной кухни «Эрудит»

2023 год в ресторане интеллектуальной кухни «Эрудит»

2022 год в ресторане интеллектуальной кухни "Эрудит"

2021 год в ресторане интеллектуальной кухни «Эрудит»

Центр здоровья «Эрудит»

Всемирный день крысы в ресторане интеллектуальной кухни «Эрудит»

Всемирный день театра в ресторане интеллектуальной кухни "Эрудит"

Год Крысы (Мыши) в ресторане интеллектуальной кухни "Эрудит"

Всемирный день футбола в ресторане интеллектуальной кухни «Эрудит»

Год Свиньи в ресторане интеллектуальной кухни «Эрудит»

Доставка

Последние загрузки

Ответы на кроссворд "Левша"

Кроссворд "Левша"

"Кулинарные рецепты". Сборник рецептов для печати

"Кулинарные рецепты". Сборник рецептов для чтения

Подробности

Счетчики

Литературное кафе



Игорь Ерофеев. Стихи о городе - 2
Игорь Ерофеев. Стихи о городе. Из цикла «НЕБА ТОНКИЕ УЗОРЫ» «Когда я был маленьким, город для меня казался огромным, как наша вытянутая по всей географической карте страна. Соседняя улица, с живущими на ней пацанами, считалась другим государством. Я с детства привык к этим старым неизвестным домам с облезлой штукатуркой, сохраняющим какую-то, неведомую мне историю и сразу невзлюбил похожие друг на друга строения из серого кирпича, появляющиеся рядом. С годами я старел вместе с городом, который все уменьшался в размерах, пока весь не уместился в сердце. Теперь я могу обойти его за какие-то несколько часов и мне давно уже известен каждый уголок, но тайн, связанных с этим городом, доставшимся нам в качестве военного трофея, меньше не стало. Город, в котором я родился, настолько сильно привязал меня к своей судьбе, что я неизменно возвращаюсь назад, несмотря на кажущиеся перспективы. Та же Москва с ее крутым нравом в свое время не приняла меня, когда я пытался присоседиться к ней со своим делом. Впрочем, меня это не сильно расстроило. В моем небольшом городе я чувствую себя сегодня гораздо свободнее и уютнее, чем в любом другом, сдобренном возможностями, мегаполисе. Говорят, что каждый город имеет свою выстроенную душу, спрятанную в разлинованном улицами каменном теле, свой ритм и движение. Душу моего города, появившегося именно в этом замечательном месте, я научился чувствовать и понимать. А начинался город с крепости, служащей форпостом рыцарской агрессии. Укрепление до сих пор пытается удерживать себя на массивном основании, осыпаясь под тяжестью времени. От былого величья и грозного вида замка не осталось и следа - жалкие развалины, правда, полные романтики, привлекающие внимание до сих пор. Околозамковый же посад постепенно и превратился в город. Город удивительно разный, с перепутанной временем, как ветром, архитектурой. Вихри войн и катаклизмов изуродовали его лицо, но и со шрамами оно привлекательно и силикатный марафет не портит его облика. Несомненно, на земле приспособились более симпатичные и богатые города, но в моем несложном и невысоком городе вольного воздуха больше, чем где либо…» Два города Город мы построили сверху Инстербурга – с необычным ликом, с русскою душой. Вымощены улицы с точностью хирурга, вылущены окна в белый свет большой. Здесь и островерхое, красночерепичное: вроде бы чужое – вроде бы своё. Здесь и угловатое, массово-фабричное: пусть оно невзрачное – наше ж топорьё. Здесь ужились замок с памятником павшим и стоят напротив школа и собор. Здесь кресты солдатам, с Богом жизнь отдавшим, – мы не вправе ставить это им в укор. Общая здесь площадь с лобным пьедесталом и дома на улицах в шрамах от людей. Здесь сама природа от всего устала – больше нет на озере белых лебедей. И живут два города, скованных судьбою, со своею правдой, со своей бедой. Их реки Анграпы не разлить водою – но и не связать их медною трубой. Инстербург Батальон сражался за город, в котором не было птиц, – вместо птиц в нём летали пули и души упавших ниц. А души теряли лица и цеплялись за провода – разлетелись от грохота боя Божьи ангелы кто куда... А город чернел от боли, и лопались окна глаз… Батальон усилием воли выполнял боевой приказ. И горели мосты и крыши, и горел весь объятный мир… От осколка в груди кончался молодой ещё командир. Матерился, скрипя зубами, проклиная чёртову мать: – За какой-то немецкий город так не хочется помирать... – Ничего, капитан, прорвёшься! – Да какое - с такой дырой?.. – Не с такими ещё ребята возвращались, бывало, в строй. – Ладно, всё, лейтенант, я понял… А теперь, я прошу, иди, – да накрой-ка меня шинелью, – дай я лучше помру один... Враг цеплялся за каждый выступ – мы сражались за всю страну. И мы приступом шли на приступ – нам не нужен был враг в плену. И чадили чужие танки… Из костёла смотрел Иисус, как людей убивали люди, как от крови вошли во вкус… И страдал контуженый город от нелепой своей судьбы, догорали в снегу, как свечи, вековые его дубы, из ладоней горящих улиц пальцы вырваны фонарей, и прицельно «фаусты» били из разбитых насквозь дверей… Батальон истекал за город с искорёженною душой, – он для жизни совсем малый, а для смерти – такой большой. Пал под ним капитан Климишин и погиб лейтенант Большов, – а в России осталось больше на пять тысяч солдатских вдов… И без них уже брали Прагу, штурмовали без них Берлин и рейхстаг озаглавлен флагом за Москву, Ленинград и Клин. А военная жизнь – без правил, – Марс, конечно, не Демиург… …Души русских солдат остались в небе города Инстербург. Помню 1 Разве он забудется, городок мой – умница? Где какая улица, где стоял костёл, реки где стыкуются, ивы где сутулятся, мину как немецкую бросили в костёр. Где жил дух в развалинах – замковых оскалинах, как с горы катались мы связкой – «в паровоз», как на детский праздник в Доме пионеров подарил мне мишку пьяный Дед Мороз. Как с моста сигали, гнутого дугою, в реку утомимую наши пацаны, как в покойном парке на лихой «тарзанке», прыгая – «табаня», рвали мы штаны. Помню, где стояла лавка с керосином, а на месте цеха рос сливовый сад; помню запах дома, вкус краюхи с тмином, как смотрели с крыши праздничный парад. Помню подземелья, что с войны остались, лазы «до Берлина» или «до царя», как копали тайно за чужим сараем – отыскать пытались «дом из янтаря». Помню, давним летом крест спилили с кирхи, – рухнул он на землю – ахнула толпа, – как склады горели, реки как мелели, как нас всех страшила «чёрная тропа»; как на старом доме выросла берёзка – и сейчас она жива, украшает сквер, – как переплывали озеро на досках, глубине колодцев делали замер. Помню, как снимали о войне картину – прямо возле школы шёл «кровавый» бой, – как с землёй сровняли городскую кирху, что покой и тайну унесла с собой; как наш край воспрявший к Господу привязан, памятник как ставил ночью мощный кран, чтоб не забывали – кто кому обязан, чтоб всегда был с нами генерал Иван… 2 Город жив без парков или площадей – только чтоб он значил без самих людей? Чем любви их больше – краше города, их судьба похожа – соткана в года… Ты прости нас, город, – мы не так плохи. Я поверх твоих огней написал стихи… *** * * Осенний город сер и неприветлив, его дома промёрзли и дрожат, стянули грудь ему речные петли, и храм златым крестом к земле прижат. А небо тонкое разорвано – не дышит, и даль, исколотая звёздами, саднит, – и только время нас по-прежнему не слышит, и только Бог ещё по-прежнему хранит. Но мы с тобою так же уязвимы, любовь у нас – ровесница беды… Легли на улиц мокнущие спины прощальных слов кровавые следы. Город, в котором мы живём Город, в котором мы живём, сколько раз горел живьём и менял обугленную кожу, – и вновь, цепляясь за солнечные лучи, оживали вверх каменные каланчи, и опять пришпилены к небу крестом три готические свечи, а дома, подставляя друг другу бока и спины, зализывали ссадины и раны холодной глиной. Город, в котором мы живём, ходил порой под ружьём, болел тифом и чумою, натирал шеи башен колодками плена, оставаясь чужим до седьмого колена, затягивал холмов пояса улиц ремнями, богател тракененскими конями, ветшая тевтонскими корнями, – и слиплись солдатской кровью страницы истории, а мы продолжаем любить на чьей-то территории. Город, в котором мы живём, больше, чем только жильё: в нём свой ритм и своя мелодия, и пусть он не Питер – Ваше Благородие, - но далеко не лыком шит, когда-то был орденский оплот и щит, ощетиненный замками и дотами, затянутый в кайзеровскую шинель, подбитую готами, а сейчас в крепостях этих – мир за расстёгнутыми воротами. Город, который живёт в нас, красив и в профиль, и анфас, с кучерявой шевелюрой зелёной, с высокой кирхи иглой калёной, – привыкаешь к нему, как к своей душе, и другие без надобности городские клише, и все мы здесь – военные атташе, когда молчим у обелиска Славы, где каждое имя на тяжёлой плите – Победы главы... Город, который живёт в нас, повторится в наших детях ещё не раз... Сорок пятый Тысяча девятьсот сорок пятый. Пруссия Восточная – словно канава сточная: грязь, кровь, гарь, изнасилованный огнём январь, вспоротая русским штыком тевтонская, ветхая старь, смерти линия поточная, небо ржавое и худосочное – между Богом и дьяволом ставка очная. Нет мерила людскому горю, страх и ужас на пути к морю... На шее Германии дебелой удавка всё туже, воронья над пожарищами всё больше кружит, танки окопы простуженные утюжат. Кому на войне всего хуже? Пехоте – матушке полей? А может, матери солдатской, чей сын в могиле братской?.. Всем страшно, всем плохо... – Прикрой меня, Лёха! Дай мне его добить – научу, мать твою, Родину любить! Эй, славяне! Пришёл и наш час... Сейчас я его срежу... сейчас... Но трудно в логове убить врага, где каждый хутор – «Курская дуга», тверды ещё стены фортов... Трупов с улиц собрали выше бортов: засели, сволочи, в бункера, а наш солдат – в полный рост, с «ура!» в атаку, в лоб, дети жили чтоб... И такая у него боль и ярость слепая – только вперёд, напролом, не уступая... Вскрыли гнойный прусский нарыв и сбросили отборные дивизии в залив. А на дорогах – беженцев тысячи с детьми и повозками... Горит город домами броскими, костёлы заколочены досками. Мечется людской поток: где теперь запад, где восток? Боятся Ивана, которому хоть бы что: на привале коротком – и то с баяном. «Чего от него ожидать? Он двужильный, не сломать: сколько русских этих уже положили, а их всё больше, а они всё живы!..» «Прощай, Гретхен, прости! Детей береги... Тебе теперь крест грехов моих нести... «Советы» дерутся как черти, все мы на шаг от смерти – она сейчас ценится дёшево... Центр города – домов крошево. В ратуше пока держимся на первом этаже, а они всё ближе и ближе... уже...» К утру город пал. Утих огня шквал, пошли тыловые части... – Что? Не ждали нас, фрицы?! Здрасте! Ваша Пруссия поганая не то что наша Украина!.. Тут уж рукой подать и до Берлина... «Скоро дома буду, Галина, чуток осталось немца побить. Я уж и забыл в этом аду, как любить...» – Эй, земляк, а как город-то этот по-немецки звался? Не помнишь? Ай, да и не главное это – всё равно песня их немецкая спета... Ушёл солдат, а город остался для обозов и госпиталей, для девочки, которую спас наш старлей, для пленных ополченцев, для русских и немцев, для страниц истории стёртых, для живых и мёртвых, для них и для нас... И для Бога, который не виноват... Ты уж прости и помилуй нас, брат... Всё может быть** Город может быть большой – хищный и матёрый, – может быть и незаметным, если поезд скорый. Город разный, город грязный, россыпью огней заразный, город праздный и лучистый, город мятый, площадистый, город-сад и город-призрак… Люди – самый главный признак. Город-пристань, город-порт, скверов бойких натюрморт; город скучен, одинаков или кроток, как Иаков; с позаброшенной душою жизнь в нём кажется чужою. Город Солнца, город света давит грудью парапеты, дышит сквозь окон петлицы, нашпигован, словно пицца, сыром крыш, сырым бетоном, солью пыли и картоном. В кровотоках переходов – лейкоциты пешеходов; коммунальное творенье – в тромбах стадного движенья... Город слишком осторожен и развязками стреножен. Город может быть неловок, – сыпь на лике остановок, семафоров чупа-чипсы, на строеньях – лоджий клипсы, а на камерах слеженья выступает пот сомненья, – намертво прибит к планете… В нём живут и те и эти… Швы дорог, тесьма проспектов и колдобины проектов, и бульваров эполеты... Город милый, где ты, где ты?.. Улиц тонких вьются шеи… Город в роли ворожеи – с шахтами подземных луз, с ободом фонарных бус… Транспорт тычется носами – ищет всё таких, как сами… Город-сити, город-град весь в морщинах от оград; и спешат зевать ворота, кольцевых дорог гаррота; горлом хлынули глубоким из метро людей потоки… Город – сытая столица, ока срочная зеница. Город – воин, город – крепость, – есть ли большая нелепость? Город может быть тюрьмой… Лучший город – город мой! Орудие варварской пытки, смертной казни путём удушения. *** * * Для меня Россия началась отсюда – с этих мест спокойных и насквозь сырых; здесь, во-первых, воздух древностью настоян, им другие люди дышат, во-вторых. Здесь полей нет шири, не трещат морозы, у каштанов в парке прусская судьба, и краснее солнце здесь от черепицы, и костёлов хрупких божья худоба. Залатали дыры белым силикатом, закатали камень улицы в асфальт, соскоблили память с замковых развалин, обнажился прахом орденский базальт. Так и обрусели чьи-то эти земли, грязь забила поры старых мостовых городов, оглохших от войны последней, отделившей смертью мёртвых от живых. Для меня Россия началась отсюда, и в другой похожей надобности нет; пусть судьбой побита и лицом не вышла – и над ней забрезжил тёплый Божий свет. Спит у реки замок Спит у реки замок – чутко, как спят воины, – снятся ему войны, рыцарские бои. А у его мощей сгрудился весь город, стиснут ворот ворот, свечи горят над «i». Замок ещё дышит – будят его люди, тревожа теней студень, песни поют твои. Стены – в плену тлена, с камнем срослось время, вдета судьба в стремя, башен торчат буи. По небо сыт страхом, он ниже теперь дуба, обломком стоит зуба, стрел не вьются рои. Ночью ему легче наедине с тайной, а на душе скальной – смертных грехов слои. Он пережил память, путь его роком сужен, если кому и нужен – для стансов и рубаи. Какой он теперь замок – без колеса тревоги? Свои у него боги, а у тебя – свои. * * * Вечереет, небо преет, потекла тушь темноты… За день выше стали травы и подробные цветы. В берегов подмышки ткнулись возведённые мосты, а прилежный старый город жмётся к боку высоты. Солнце сильное подстыло, далью выткан горизонт – там, над всем способным миром, реет в сумерках архонт. А у нас тепло и тихо – не бедово и не рай… И, укрытый облаками, засыпает отчий край… Игорь Ерофеев. Страница автора Игорь Ерофеев. Стихи о городе. Из цикла «Жить на ветру» Игорь Ерофеев. Стихи о городе. Из цикла «Неба тонкие узоры» Игорь Ерофеев. Стихи о городе. Из цикла «Устоять»**
Просмотров	875 (498 Уникальный)
Опубликовал	admin (27 янв : 19:20)
Рейтинг	Рейтинг не определен

Вы должны войти, чтобы отправлять комментарии на этот сайт - пожалуйста, либо войдите, либо - если вы еще не зарегистрированы - [щелкните] здесь , чтобы зарегистрироваться

Рассылка - "Кроссворды для гурмана"

Поиск Эрудит

Зарегистрироваться на сайте

Меню кроссвордов

Разгадываем кроссворды!
Блюд доступных на данный момент: 80

Случайный кроссворд Кроссворд `Сыр для гурмана`

Новые кроссворды

Кроссворд `Дамплинги с кунжутом`
Кроссворд добавлен: 20.02.24

Фирменное блюдо `Винегрет под бурбон и мохито`
Кроссворд добавлен: 20.08.22

Кроссворд о дынях `Десерт с пектином из Сердобска`
Кроссворд добавлен: 20.08.22

Кроссворд `Малиновый шербет для Плиния`
Кроссворд добавлен: 22.07.22

Кроссворд `Буйабес с лебедями`
Кроссворд добавлен: 12.07.17

Кроссворд `Салат с каротином`
Кроссворд добавлен: 28.08.16

Город

Доступно 10 статей
в 1 категориях
Последние публикации

	Баня
	Центр здоровья «Эрудит»
	Общественный туалет
	Пивоварня
	Почтамт (Служба связи и коммуникаций)
	Котокафе «Три кота»
	Салон красоты «Эрудит»
	Электростанция
	Театр «Эрудит»
	Dog-кафе «Эрудит». Кафе для собак и с «собаками»

О продуктах

Доступно 98 статей
в 17 категориях
Последние публикации

	Первые блюда
	«Вкусные» истории Константина Кучера
	Интересные факты о пицце
	Музей пиццы
	Кухни народов мира
	Грибы. Легенды, факты, анекдоты, кроссворд
	Интересные факты о продуктах и напитках
	Кулинарные путешествия с Константином Кучером
	Алкогольные напитки. Все об алкоголе
	Картофель и алкоголь

Разное

Статей 36
в 11 категориях
Последние публикации

	Анекдоты про яблоки
	Макароны как материал для творчества
	Большой кулинарный словарь
	Кулинарный словарь эрудита.
	Портреты Джузеппе Арчимбольдо
	Кулинарный словарь эрудита. 6 букв
	Кулинарный словарь эрудита. 4 буквы
	Кулинарный словарь эрудита. 12 букв
	Кулинарный словарь эрудита. 11 букв
	Кулинарный словарь эрудита. 10 букв

История

Доступно 25 статей
в 8 категориях
Последние публикации

	История одного увлечения
	Самые необычные рестораны мира
	История столовых приборов. Столовый нож
	История столовых приборов. Ложка
	Кёнигсбергские клопсы, флек и ...вороны
	Новый год в ресторане "Эрудит"
	Французские рестораны. Рождение традиции