К чему приводят эксперименты с вениками для бани?
Сейчас, чтобы не зависеть от прихотей коммунальщиков, в большинстве квартир стоят бойлеры, а вот раньше… Раньше в начале лета обязательно проводили профилактику и ремонт тепловых сетей, чтобы подготовить их и те же котельные к следующему отопительному сезону. Под эту сурдинку в многоквартирных жилых домах отключали горячую воду.
Естественно, народ вынужден был ходить в баню. А если в баню, так что, только помыться?! Ведь в городской бане, как правило, есть парилка. Значит, сначала надо попариться, а помыться — уже после парной.
Я тогда учился в Питере. И хоть жили мы не в многоквартирном доме, а в общежитии, но и его не минула чаша сия. Отключили горячую воду по всему микрорайону, значит, и у нас в душе не помыться. Поэтому под шуточки, типа «моется тот, кому лень чесаться» или «без помывки трудно первые две недели, а потом грязь сама отваливается», весь общаговский народ вынужденно ходил в городскую баню.
А в то время был у меня хороший друг. Большой любитель парной. К тому же нацеленный на то, что обязательно надо проверить на практике те стандартные жизненные постулаты, что в нас с самого детства заложены. Экспериментатор, в общем.
Вот он и задался вопросом: а почему веник для бани обязательно березовый? Вон сколько деревьев в парке лесотехнической академии! И к каждому походу в баню он стал заготавливать тот или иной веник, отличный от березового. Дубовый, кленовый, липовый…
Эксперименты закончились после того, как Витя испытал в парилке тополиный веник. Оказывается, при относительно высоких температурах тополь выделяет какой-то светло-зеленый лиственный сок. А он – очень липкий. И вот выходит Витя из парилки… Весь! Весь в полосках потеков светло-зеленого, почти прозрачного тополиного сока: «Ну что, мужики, пошоркайте меня хорошенько мочалкой!»
Мы уж Витю и так, и эдак. А сок этот такой липкий и так накрепко пристал к коже… Не помогает мочалка. Мы попробовали пемзой. Тут уже незадачливый парильщик возопил благим матом: «Ой-ой! Мужики, убавьте прыти! Шкуру сдерете!»
В общем, уже в общаге мы положили Витю на грязную простыню и с двух сторон стали аккуратно срезать с него эти клейкие ленты острыми лезвиями для безопасного бритья. Работка, надо сказать, ещё та была. Кропотливая и филигранная. Вечер мы всей комнатой потратили на то, чтобы отскоблить Витю от последствий похода в парилку с тополиным веником.
Отскабливая, не забывали и пошутить над незадачливым экспериментатором, и посмеяться над таким забавным (как нам всем тогда казалось) случаем. Естественно, вместе со всеми смеялся и я. Смеялся, даже не подозревая, что буквально через пару лет на личном опыте испытаю примерно такое же приключение.
* * *
В Ташкурган (2-ю мото-маневренную группу (ММГ) Термезского погранотряда) мы попали после учебки. Меняли дальневосточников. Пацанов и офицеров Краснознаменного дальневосточного пограничного округа. Естественно, они уже немного обустроили территорию шахского дворца, где базировалась ММГ. Но вот именно, что немного. Основное уже пришлось доделывать нам. В том числе и решать вопрос с баней.
А то ведь… Ну, как без бани? Пришли с выхода… Все пропотевшие, запыленные, грязные, как черти. Надо бы смыть копоть и грязь. А где? И самое главное – как?
Вот наши саперы и положили глаз на какую-то глинобитную хижину, в которой, судя по всему, раньше, ещё при шахе, жил сторож. А может, садовник. Она как раз у самого шахского сада стояла.
Дальневосточники же нам о функциональном предназначении хижины ничего не докладывали. А когда мы пришли, она уже пустая стояла. Вот саперы и решили, что непорядок это. Здание стоит и… Пустое! А по размерам… Самое то! Небольшое по объему, компактное. Стоит в сторонке. Значит, с противопожарной точки зрения всё в норме. Вот, пока мы были на операции, они и приспособили эту хижину под баню.
Все чин по чину. Правда, вместо печи замострячили форсунки от полевой кухни. Естественно, солярой, когда заходишь в парную, подванивало, но… Жару хватало! А когда с температурой и паром всё в полном порядке, кто будет обращать внимание на такие мелочи, что «подванивает». Не нравится – вон, получи на складе противогаз (а ещё лучше – общевоинский защитный комплект), да и парься в нем, если тебе слабый до невозможности запах мешает!
И вот… Настал тот радостный час, когда очередь идти в баню дошла и до разведки. Конечно, встал вопрос: как в баню и – без веника? Тем более, шахский сад, вот он, прямо у порога. И деревьев в нем… Видимо-невидимо. Самых разных! Вот только берез… Или эвкалиптов. Нет в саду таких деревьев!
В общем, бродили мы по тому саду, бродили… И нашли деревце! Не береза, но что-то рядом стояло. И листья, самое главное, очень похожие на родные, березовые. Но что за дерево, никто так сказать и не смог. Хоть мы и со знатоками ходили, украинцами. У них же тоже жарко, значит, и деревья должны расти примерно те же самые, не то что у нас, на Севере. Но украинцы только и сказали, что это – не шелковица. А переводчиков (таджика и узбека) мы к поискам деревьев под веники не привлекали. Все равно не поймут, зачем они нам.
Ну, навязали мы веников на весь взвод и вот… Парилка! На улице солнцепек за сорок, а ты – в бане… Ляпота! Запарили мы веники, посидели немного, подождали, пока они до кондиции дойдут и… Давай хлестаться! Вышли из парной чуть передохнуть и охолонуть перед тем, как на второй заход идти, и тут… Кожу вдруг начало стягивать, как будто её канцелярским клеем облили. Мы давай смывать с себя эту жидкость. Но тут даже солдатское мыло не помогло.
И тогда мы (ну, дурни, настоящие дурни!) ничего лучше не придумали, как прыгнуть в бассейн. А в нем – ледниковая вода с гор, даже в жару прохладная. Он ведь был так устроен, что хоть и глубокий, но проточный, все излишки текли по арыку и орошали сад и сосны. Так что вода в бассейне нагреваться просто не успевала.
Выскочили мы из бассейна, а на теле накрепко приставшая к нему клейкая коричневая жидкость. И что с ней делать? Кто-то предложил песком оттирать.
Вот тут я и вспомнил Витю, его тополиные веники и как мы его пемзой попробовали отчистить. А он орал благим матом. Пришлось снова доставать лезвия для безопасных бритв. Но если тогда, в приснопамятные студенческие времена, один Витя лежал по горизонтали, а мы вокруг него суетились, то тут… Весь взвод – как один человек. И посторонних, получается, нет. Так что – сначала я тебя, а потом уже ты меня. Вот так, не совсем удачно, закончился для нас тот самый первый банный день в Афгане. Правда, потом, со временем, мы проблему с вениками всё-таки решили, но это, как принято говорить в таких случаях, совсем другая история.
Выбор березовых веников для бани
В бане веник дороже денег.
Поговорка
В тот раз нас подвела прагматическая составляющая наших характеров. Хотя… И до, и после того случая она нас неизменно выручала. Но… И на старуху бывает проруха. Может, в тот раз нам просто не повезло?
А началась эта история из жизни с того, что воодушевленный своей собственной наивностью и последними напутствиями преподавателя по технологии лесозаготовок – мол, кто производственную практику отработает на рабочих местах, зачет по ней получит автоматом, – Витя, после того как главный инженер леспромхоза закончил получасовой рассказ о том, какие механизмы применяются у них на разных переделах лесозаготовительных работ, в т. ч. и на нижнем складе, а поток дружно захлопнул тетради и блокноты, в которые аккуратно записывал про эти самые механизмы, и уже начал нетерпеливо поглядывать в сторону выхода из актового зала клуба (в другие помещения мы все, скопом, просто не помещались)…
И вот в это самое время, под дружный огорчительный выдох аудитории – «ну, что там ещё!» – Витя поднял руку и после доброжелательного кивка инженера (давай, мол!), спросил: «А как у вас с работой на время практики?»
Наши от такой невиданной наглости притихли, а инженер, озадаченно подумав пару-тройку минут, всё-таки произнес что-то оптимистичное. Типа: ну, мы, мол, подумаем. После чего народ уже было не удержать на своих местах. Под громкий шепоток: «Всё, прошли практику. Для отчета этого – во-от! За глаза! Можно спокойно сваливать. На станцию!» – дружно ломанул к выходу…
И вот тут, когда вслед за ними рванул и Витя… Тут и я, успев перехватить его сзади, за брючный ремень, сделал вторую ошибку:
– Витя… Куда?! Мы сколько сюда ехали? Семь часов? Обратно – столько же. И когда вечерний новгородский прибудет в Питер? После часа. Метро закрыто, мосты разведены. Нам что, без сна и отдыха до самого утра на вокзале торчать? Айда в орсовский магазин. Купим пачку пельменей, банку сметаны… И – в дом приезжих. Поужинаем, переночуем. Утром встанем. Умоемся, побреемся. По «чайковскому», само-собой. И на дневном поезде… Выспавшиеся, умытые, выбритые, сытые и довольные. Вот тогда на дневном и поедем.
И мы остались. Но завтра… Завтра всё пошло совсем не по тому плану, что мы наметили вчера. Уже потому, что мы не сами встали. А нас разбудили. Двое местных, с изрисованными татуировками руками. По итогу оказавшиеся дядей Жорой и дядей Вовой. Которые уже через пять минут после нашей побудки трансформировались… Первый – в бригадира, а второй – в помощника вальщика. Ну, а мы… Мы стали рядовыми членами бригады по строительству железнодорожных усов на участке вывозки древесины. Сучкорубами третьего разряда.
Для того, чтобы мы могли добираться к месту работы (а оно было на приличном удалении от поселка), дяде Жоре выделили небольшую дрезину «Пионерку». Впереди, на одном общем продольном сидении, обустраивались наши начальники – дядя Жора, который управлял дрезиной – слева, дядя Вова, соответственно, справа. Ну, а мы, не помолясь, поскольку были не воинствующими атеистами, устраивались позади них.
Под сиденье запихивался наш нехитрый скарб: бензопила «Урал» со сменными пильными цепями, канистры с машинным маслом и бензином, топоры, небольшой набор инструментов, жрач в трех термосах, котелок и старый Витькин армейский «сидор» с хлебом, сахаром и солидным запасом заварки. Чифирнуть наши дяди любили.
Скарб был нехитрый, но «Пионерку» он утяжелял изрядно, чему я порадовался при первой же поездке. Дело в том, что ездить по-другому, кроме как быстро (или очень быстро), дядь Жора не умел. И если на магистрали выжимаемые им из нашей «Пионерки» пятьдесят в час воспринимались как само собой разумеющееся, то как только мы сворачивали с магистрали на ветку, что вела в направлении осваиваемого леспромхозом лесного массива (а ус – это уже ответвление от ветки к конкретной делянке, где древесина заготавливается в настоящий период времени или будет заготавливаться через месяц-другой) и ветка, в отличие от ровной прямой, выверенной по горизонтали магистрали, начинала бессистемно нырять то вверх, то вниз, с резкими, не учитывающими никаких радиусов поворотами влево и вправо… Как только «Пионерка» сворачивала с магистрали, мы с Витей намертво вцеплялись руками и ногами в дуги сиденья и молили всех Духов железки: «Лишь бы не вылететь, лишь бы»…
К чести дядь Жоры, за месяц работы мы вылетели всего единожды. Спасло нас то, что вырубкой кустарника вдоль веток никто в леспромхозе не занимался. Нетоварная это древесина. Что толку тратить рабочее время и расходные материалы на эти кусты?! Вот мы и влетели, как в спасительную подушку безопасности, в густые, упругие кусты, погасившие скорость и смягчившие удар.
Не то что синяков и шишек, даже царапин ни у кого не было. Но вот разбросанное по кустам имущество мы собирали довольно долго. Можно было бы и быстрее, если бы дядь Жора и дядь Вова, пока мы с Витей всё собирали, не развели костер и не занялись кипятком и заваркой.
– Не, пацаны… Перед выездом не чифирнули, вот и вылетели. Ошибок не повторяем! Но это было уже потом, значительно, позже.
А тогда… Тогда дядя Жора, посмотрев на часы, заглушил бензопилу и вдруг, в резко упавшей на нас относительной тишине летнего леса, громко, в голос, произнес: «Шабаш, мужики!» Закончилась наша первая рабочая неделя.
И поначалу всё шло, как обычно. Точно так же мы заканчивали работу в понедельник или, скажем там, в четверг. Прибрали в вагончике, сносили к «Пионерке» и погрузили на неё инструмент, термосы, не пригодившиеся сегодня дождевики, погасили костер, дядь Жора сел на козырное командирское место, завел дрезину и мы двинулись… Нет, не двинулись, мы помчались домой, в поселок леспромхоза.
В ту первую нашу пятницу всё было, как обычно. Погрузились, тронулись. И вдруг…
Уже на подходе к магистрали дядя Вова неожиданно заорал. Да так, что мы с Витькой от неожиданности вздрогнули и чуть не отпустили руки от поручней «Пионерки».
– Жора, Жора! Вон! Тормози!
Дядь Жора резко, так, что у «Пионерки» по инерции даже приподняло задок и мы с Витей без каких экивоков и ненужной вежливости со всей дури навалились на наше начальство. Но оно не обратило на это вопиющее нарушение субординации никакого внимания. Дяди были заняты тщательным разглядыванием чего-то того, на что дядя Вова активно тыкал своим указующим перстом:
– Вон. Вон, Жора. Вроде ничего.
– Вроде ничего, – согласился с ним дядь Жора, поглядев в указываемое помощником вальщика место, после чего поставил «Пионерку» на тормоз, вытащил из-под сиденья бензопилу, завел её и они вместе с дядь Вовой пошли к тому дереву, на которое последний так активно тыкал пальцем до этого. Обошли его вокруг, внимательно поглядывая куда-то в его крону.
– Может, Вова увидел, как на дерево заскочила куница? Сейчас Жора свалит его и будем ловить зверюгу. Только зачем? Летом у неё мех так себе, – высказал предположение Витя.
Как бы в подтверждение его догадок дядя Жора подошел к дереву и звук оборотов мотора бензопилы перешел с холостого на рабочий: «Вж-ж-жжж»… Минута, чуть больше – и дерево, с характерным шумом ломающихся веток кроны, повалилось на землю.
Но никакие куницы с него не спрыгнули. А дядь Жора с дядь Вовой не торопясь обошли вокруг поваленного дерева, внимательно вглядываясь в него. После чего бригадир в задумчивости произнес:
– Нет, Вова. Не годится, – заглушил бензопилу и… мы поехали дальше.
Но буквально через несколько минут повторилось то же самое. Вова заорал, Жора резко затормозил, они встали, завели бензопилу, снова пошли к дереву, свалили его, обошли вокруг, Жора в очередной раз сказал: «Нет, не годится», – и мы поехали дальше. Только свалив точно таким же макаром третье дерево, Жора обошел вокруг него и удовлетворенно произнес: «О! Самое то. Годится!» – и заглушил свой «Урал». А дядь Вова с удивлением посмотрел на нас:
– А вы что сидите? Я, что ли, за вас веники для бани вязать буду?
Так мы с Витей узнали, что пятница во всех леспромхозах Союза – винно-банный день. Но если вино мы купим в орсовском магазине, когда приедем в поселок, то веники… Веники нужно вязать в лесу! А то ведь… Ну, какая баня без хорошего березового веника!
Когда баня бывает не впрок
«Баня – лучший лекарь, какие таблетки?
Заболел – в баню, там все как рукой снимет».
Из Интернета. Автор неизвестен.
Вычегда – можно сказать, родная для меня река. Хотя я по ней никогда не ходил. Да и батяня тоже. Но… Как слышу это название, сразу как-то тепло в душе становится. Может, потому, что это – моё детство и юность?
Все-таки на Вычегде, как-никак, Сыктывкар стоит. Стольный град славной республики Коми, в которой я и родился, и вырос. Да и потом… Когда река уже в Архангельскую область перепрыгивает, она там к Коряжме жмется и ниже Котласа, с нашей стороны, впадает в Малую Северную Двину.
Вот по этим речкам – нашей Лузе, Югу, Сухоне, Вычегде – и шли по большой весенней воде плоты в Архангельск, где лесозаводов тогда было… Пожалуй, даже поболе, чем фантиков у того самого, которого за умного считать никак нельзя. Правда, наш флот, где батя работал, доводили плоты чаще всего до райцентра Лузы или, если повезет, до Сухоны, а там уже буксиры покрупнее, трехбашенные, перехватывали у них лес и старались, пыхтели, тащили его дальше, к местам переработки.
Эх, были же реки! Ширь, глубина, про рыбу вообще молчу. Иногда думаю: может, все это приснилось?! Лет десять тому, был в отцовой вотчине. Вышел на реку и глазам своим не поверил! И куда всё подевалось? Начинаю рассказывать, мало кто верит. Заливаешь, мол, мужик. Да и откуда ты про то знать можешь, если не местный.
Не местный, но рос-то я тут. У деда с бабулей. И с местными пацанами тут все кругом облажено-перелажено. Вот только где сейчас те пацаны?.. Иных уж нет. А те – далече. Некому подтвердить: да, мол, именно так все и было. А вон там, у запани, было с ручками и ножками; мало кто, прыгнув с верхотуры, мог вынырнуть и показать в зажатом кулаке: вот, видите, песок?! Донырнул, достал со дна…
Да как тут поверишь, когда поля борщевиком сплошь заросли, реки и не видно из-за зарослей. Смешно сказать, устье Шилюга, по которому хожено-перехожено и на моторе, и на веслах… Еле-еле его нашел. И то хорошо, мужичок из местных попался, какую-то рыбную мелочь на Лузе вымучивал. Я его и спросил без зазрения, типа, не местный: – А устье Шилюга-то… Где?
Только рассмеялся он на мой бестактный вопрос:
– Глаза-то раскрой. Кусты раздвинь. Да ты прямо над устьем и стоишь!
– ?! А где омуты? Ямы, в которых язь и окунь стояли в жару, в самый полуденный летний солнцепек…
– Ну, мужик, ты даешь… Лет 15-20 как ничего этого нет. Обмелел Шилюг, русло поменял. Какие, к лешему, омута?
Это реки. За лес вообще молчу. Такие плоты батяня водил… Хотя, конечно, что-то и у нас оставалось. Как-никак поселок топить надо. Плюс бумагоделательная фабрика. Две буммашины. Они, правда, на отслужившей свой век материи – тряпье, ветоши – работали. Но производственный корпус, административные здания, мастерские… Та же самая школа. Но самое главное… Баня! С двумя большими помывочными помещениями – мужским и женским. Все это ведь топить надо было.
И топили. Осиновым или березовым швырком. На четыре части расколотыми бревнами где-то метровой длины. В те времена я думал: швырок – от слова швырять. В топку той же самой бани, самое интересное в которой – традиционная для всех северных бань парилка. Она у нас была оригинальная. Ни плескать воду на раскаленные камни, ни поддавать, как это во всех банях делается, у нас было совершенно без надобности. Зашёл в парилку, вентиль открыл… Пара-тройка секунд и всё – сущий ад.
Обычно так делали: первая партия напустит пару, нажарит, аж уши в трубочку, выпарится, двери откроют, проветрят помещение и… Заходи по новенькому! Кто в следующей партии? Хоть пар и влажный, но жару нагонял до ужаса. В парилке моментально становилось сухо.
Естественно, все, кто заходил в парилку, брали с собой тазик с холодной водой. Чтобы на голову можно было полить во избежание теплового удара. Зато старая, омертвевшая кожа, а вместе с ней и грязь, моментально слазили. После двух заходов в парилку можно было мочалкой и не шоркаться.
В общем, что такое настоящая русская баня, я с самого детства знал. И париться (сначала с дедом, а потом и сам) очень даже любил. Но все хорошо до поры и до времени. Когда-то случается так, что до боли знакомое и, в какой-то части, даже любимое, берет и подводит тебя. Вот так у меня и с той же парилкой получилось – об этом и есть данная история из жизни.
Мы тогда шли из Игарки на Кубу с бункеровкой в Мурманске. Уже в Баренцевом море, у острова Колгуев, что-то заштормило. Пошли на палубе караван обтягивать, чтобы его волной за борт не смыло, а в шторм всегда почему-то тепло… Или так кажется? Короче, молодой, горячий, в одном свитере выскочил. И, как результат, продуло. Да так, что утром даже на завтрак не смог выйти. И это я, большой любитель сладкого чая и булочек с изюмом.
Ну, все сразу поняли, что дела у меня – швах. Хуже не бывает. И чай, и булочки в каюту приволокли. А я на них смотреть не могу. Повернуться, руку поднять, чтобы за стакан с чаем схватиться – и то больно. Да ещё как больно!
Тут, конечно, док нарисовался. Что такое судовые врачи, это отдельная песня… Народ относительно молодой, до невозможности активный. А вот куда эту активность применить… Совершенно не понимающий. Народ-то на судне, как правило, тоже относительно молодой… Ну, не все, естественно, но в большей части. А самое главное – абсолютно здоровый. Какая ж медкомиссия выпустит в рейс больного да увечного? Вот судовым врачам и маета. Лечить-то хоц-ца! А… некого!
И тут я со своим радикулитом. Ну, наш док и обрадовался. Прибежал ко мне в каюту. Руки потирает. Чай, булочки отодвинул. Мол, это потом. Я сам съем и выпью. А сейчас…
– Сейчас, – говорит, – поставим тебя на ноги. Будешь в Мурманске в ресторане «Арктика» трепака отплясывать. Или Камаринского. Ты что больше любишь? Трепака? Или Камаринского? Или, может, тарантеллу? Вот, что любишь, то и станцуешь. Но это – в Мурманске. А сейчас… Ложись на живот, я тебе чудо-средство вотру. Настойка стручкового перца. Это, я тебе скажу, вещь! Мертвого на ноги поставит. А уж живого…
Ну, за разговором, шутками да прибаутками и втёр. На спине сразу же всё загорелось, аж до кишок дошло.
Док и рад-радешенек:
– Ну вот, чувствуешь, как оно пробирает?! А завтра – в баньку. И своей поясницы даже чувствовать не будешь.
Действительно, полегчало. Хоть поспал ночь. Правда, спина чесалась…
На следующий день, сразу после обеда, повели меня в баню. И сначала такой кайф… Сижу на полке, даже веника не надо: жар так и растекается по спине. Но чем дальше, тем больше. Уже не на спине… В промежности, чувствую, задницу запекло, будто на сковородке. И не только снаружи, но… И внутри! А потом жар и до самого дорогого для каждого мужика дошел. Да так зажгло, что никаких сил терпеть нет.
Я, естественно, отбросив в сторону все правила этикета, ору доктору, по преимуществу, исключительно русской латынью:
– Док, твою в Бога и душу! Что за… Ерунда?
Ну, а тот и разводит руками. Типа извиняется:
– Ой… Слушай, совсем забыл. Надо было сначала, до парилки, тёплой водой с мылом всё смыть!
Я – стрелой из парилки. Быстрее быстрого – под душ. И… Как это всё потекло и запекло ниже спины. В районе того самого места, где, как говорил старшина Васков своим зенитчицам: «Вам по пояс»… Незабываемые впечатления!
От такой дикой боли я на доктора – с кулаками. Трюльник давай нас разнимать. Доктор видит – дело не уха, выскочил в коридор. Я за ним – с намотанным на кулак полотенцем. На его счастье женская часть экипажа спускалась с верхней палубы. Пришлось нам обоим обратно нырять в баню.
После такой славной баньки я потом неделю по-большому ходил с превеликой осторожностью. Больно было… Неимоверно. А кожа с самых дорогих для любого мужчины мест отшелушивалась, как перхоть.
Жаль, но нынче что-то не вижу я в аптеках этого чудо-средства. Не иначе оно у доктора появилось, еще не пройдя клинических испытаний. Ну, а опыты со мной показали, что побочные эффекты от него могут для докторов быть очень печальными. Поэтому, скорее всего, и не запустили его в промышленное производство. Я так думаю.
|
Рецептов 49 
Статей 985 
