Кошки
У нас всегда жили кошки. Всегда только серые. Остальные, как говорила мама, «не велись». Якобы домовой их не любил и потому кидал их с печки. И те плашмя падали на пол. Слушать это было жутковато. Я сама это никогда не наблюдала, но внезапный кошачий вопль на печке пару раз слышала. Основным поставщиком кошек подходящего окраса была я. Иногда у нас скапливалось их до трех штук всяких возрастов: жалко, что ли? Дом свой, молоко свое – пусть живут, мышей в доме не будет!
«Серые кошки – хорошо, но есть еще и чёрные, рыжие, белые, – как-то раздумывала я. – Вот бы их побольше собрать всяких! А чтобы их не увидел домовой, их можно спрятать под крыльцом, где куры живут».
Лето. Без труда я со своими мальчишками натаскала всяких бездомных кошек в небольшой закуток в курятнике. По утрам я их всегда кормила, благо все были на работе, и целый день возилась с ними, не выпуская их оттуда. Дня через три мама обратила внимание, что по вечерам кур на насест не загнать, и полезла под крыльцо посмотреть, как и что. И к своему ужасу увидела там с десяток разномастных ободранных кошек. С криком и руганью: «Язьви вас! Кто вас сюда налукал!?» – схватила веник и стала их выметать оттуда. Двор был широкий, добротный, сразу не сообразишь куда бежать, и ошалевшие кошки, задрав хвосты, кидались во все стороны. Собака, громыхая длинной цепью, бегала за ними. Мать догадалась, наконец, открыть ворота. Но кошки, боясь собаки, не хотели выбегать на улицу и прыгали – какие на поленицу, какие на сеновал. Я все это видела, глядя в щёлку из сеней. И сердце моё разрывалось от жалости к кошкам! А что мне за это будет, я даже и думать боялась. Но нет худа без добра! В этот самый драматический момент в открытые ворота заявляется Федька, мой помощник по доставке кошек, с очередной добычей на руках. Увидев мать с веником, которая носилась по двору как разъяренная фурия, он выронил кошку.
«Так вот это кто кошек в дом носит! Ну, ужо матери скажу – она тебе всыпет. Выгоняй всех сам!» – хлестнув Федьку веником по спине, распорядилась мать. «А ты чего глядишь? Небось, заодно! Чтобы ни одной кошки в доме не было!» Это я выбежала из сеней на помощь Федьке. Когда выгнали всех кошек, Федька заявил мне решительно: «Давай денег на кино и на мороженое, а то все расскажу!» Выгоду свою Федька никогда не упустит.
Ну, с Федькой за молчание я рассчиталась, а мать отцу ничего не рассказала.
Две мамаши в одном гнезде
Как-то вечером, придя в курятник, чтобы забрать яйца, я, к своей великой радости, обнаружила там кошку. «Вернулась, бедная, – сказала я. – Жить тебе негде». И оставила её там на свой страх и риск, может, мама позволит ей в курятнике жить. И вечером, улучив удобную минуту, поговорила с ней про кошку: «Сама говорила – крысы бегают, а у нас скоро цыплята будут. От крысы цыплят не убережешь», – убеждённо говорила я. Может, этот аргумент подействовал. «Ладно, пусть поживет. Посмотрим, что за кошка. Но чтоб в доме её не было!» И опять по утрам я стала носить кошке молоко.
Кошка была дикой и никому на глаза зря не попадалась. А маму она боялась как огня. Заслышав её голос, она проворно шныряла в темный угол курятника. Еще бы! Кошка, видимо, ночами гуляла сама по себе, а днём отсыпалась в одном из куриных гнёзд. Куры к ней привыкли, но петух мог и клюнуть – знай, мол, свое место, не путайся под ногами! Квартирантку терпели. Места всем хватало и гнёзд тоже. Правда, куры предпочитали одно любимое гнездо. Я не знаю почему, но порой в нём сидело до двух кур сразу. Тогда я брала из-под сидящей курицы яйцо и клала его в соседнее, пустое, и туда же тащила одну из куриц, к её великому неудовольствию. Иногда эксперимент удавался, но чаще эта дурёха упрямо возвращалась в любимое гнездо на спину сидящей курицы. Ох! Но что с них взять.
Как-то заквохтала одна из куриц. Как говорят, стала рассиживаться и могла часами сидеть в том гнезде. На её спине порой просидит не одна курица, но она терпит. И только подгребает под себя снесённые яйца – давайте, мол, я всех высижу! Кошка в это время спокойно спала в одном из гнезд. Все шло своим чередом. Но однажды днём, я обратила внимание, что клуша больше обычного распушилась, приняв угрожающую позу. Приглядевшись, я увидела, что кошка пытается проникнуть в гнездо клуши. В чем дело? Раньше такого никогда не было! Я хотела было сунуть руку вглубь гнезда, но получила сильный удар клювом, чуть не до крови. Что случилась с клухой? Такой агрессивной она никогда не была. Изловчившись, хватаю курицу двумя руками и слегка приподнимаю. О! На дне гнезда, среди яиц, лежит махонький новорожденный котёнок. Я терялась в догадках, откуда он там взялся? Семилетней девчонке это понять было трудно. Да в ту пору было не до этого. Видимо, пока курица покинула гнездо, чтобы подкрепиться и размять ноги, кошка там и окотилась. И курица котёнка приняла. Ведь вернувшись, она запросто могла пробить ему голову. Но этого не случилось!
И я до сих пор не знаю причину. Но сейчас она явно его защищала и не давала кошке к нему приблизиться, закрывая его своим телом. Проворно вытащив котенка из-под курицы, я стала его рассматривать на свету. А кошка крутилась вокруг ног, мяукая и всем своим видом показывая своё волнение. Я присела перед кошкой и протянула ей ладошку. Кошка схватила котенка в зубы и бросилась прочь из курятника. Пока я закрывала дверцу, она куда-то исчезла с ним. Чтобы не навредить кошке, я домашним об этом ничего не рассказала. Позднее, вспоминая эту историю, я подумала, что кошка вернулась в курятник потому, что лучшего места для рождения котёнка она не нашла.
Кот Макар
С годами к кошкам я охладела и сама их не держала. Но когда случалось прийти в дом, где жила кошка, то та всегда проявляла ко мне обычно живой интерес, и мы всегда находили общий язык – играли мирно, и ни одна из них не оцарапала меня и не укусила. Что порой для хозяев было удивительно: с ними кошка, порой, не церемонилась!
Но я хочу сейчас рассказать о коте Макаре. Это был шикарный чёрный, с белой бабочкой, кот в рассвете своих кошачьих лет. Степенный и важный, как подобает истинным котам, никогда не мяукал и держал в строгости собак, которые тоже жили в нашем подъезде. Жил он под нами, этажом ниже. Макар, частенько припозднившись, сидел под дверью и молча ждал, когда кто-нибудь из соседей позвонит в дверь. Правда, если это было ему нужно. Тогда кот молча вставал на задние лапы и передними как бы толкал дверь. Всем было понятно – надо позвонить. Если ты, увидев сидящего Макара спиной к двери, проявишь инициативу и позвонишь, то будешь по первости обескуражен – он даже не среагирует на открывающуюся дверь, а хозяйка недовольно пробурчит: «Да видите же – он не хочет идти домой!» Потом начинает уговаривать его: «Ну что ты тут сидишь? Иди домой!.. Ну, как хочешь – больше не открою». И дверь тут же закрывалась. А поскольку домой я приходила где-то в семь-восемь часов, то частенько выручала Макара. Перед этим я спрашивала: «Макар, домой хочешь?» Тот делал свою излюбленную стойку или продолжал спокойно сидеть. А иногда поднимался и шёл со мной наверх – это он решил сходить к нам в гости. Домочадцы радостно его приветствовали. Макар, не обращая ни на кого внимания, шёл на кухню и ждал угощения. Угодить ему было трудно – хозяйка работала на мясокомбинате. Я его всегда угощала только подогретым молоком, и он с удовольствием его лакал, хотя его хозяйка уверяла, что к молоку он даже не подходит. Потом, смотря по настроению, кот мог сразу отправиться к входной двери – и тогда его надо было проводить до его квартиры и позвонить. Но иногда он мог идти вниз, не останавливаясь, до входной двери подъезда, которую нужно было перед ним тоже открыть. Что неукоснительно мною выполнялось.
Порой он, угостившись молоком, шёл в зал и прятался под кресло. Начиналась игра – мы должны были его искать и звать: «Где Макар?» Он высовывал лапку и начинал играть бахромой накидки. «Ах, вот ты где!»
Кот стремительно убегал и прятался снова. Иногда я пряталась за дверь. Правда, всегда за одну и ту же. И Макар, подождав немного и поняв, что его никто не ищет, сам находил меня, подпрыгивал и крепко держал мои тапки как добычу – нашел!
На руки его не брали – панибратства он не терпел, а вот почесать за ушком или брюшко – это пожалуйста.
Как-то хозяйке нужно было отлучиться дня на два, и она попросила за ним приглядеть. Ночью он прыгнул ко мне на кровать. Спросонья я открываю дверь – он не идет в коридор и смотрит на меня, как бы говоря: «Пошли вместе!» Правильно! Кто же внизу ему откроет дверь?
Утром на кухне я чищу картошку, сидя на табурете. Макар сидит напротив, тоже на табурете, и внимательно следит за тем, что я делаю. Между нами на столе стоит пустая трёхлитровая банка. Она ему мешает смотреть, и кот лапой осторожно сдвигает ее в сторону. Я замерла от изумления. «Господи, Макар, кто ты?» – тихо прошептала я. А кот, отодвинув банку, продолжал спокойно сидеть и наблюдать за мной.
Макар прожил еще год или два и куда-то бесследно исчез. Все терялись в догадках. А для меня это было равносильно потерять друга.
Волкодав
В детстве я собак не очень боялась, хотя старалась держаться от них подальше. То ли дело кутенок! Этот неуклюжий лохматый комочек доставлял нам, детворе, много радости, но он обычно быстро подрастал и становился обыкновенной дворняжкой – лаял обычно по делу и без дела.
А вот другое дело, рассуждали мы, большая собака. Она никогда не лает, а уж если залает, то сразу поймёшь, что это большая собака. И лаять зря не будет, потому что умная.
Но умных и больших собак редко можно было тогда встретить – на цепи во дворе и дворняжка сойдёт: лает – голос подаёт! Но я про большую собаку знала не понаслышке – такая по соседству с нами жила, по кличке Волкодав. Правда, я никогда не слышала, чтобы хозяйка тетя Маша ее так называла. Но это не важно.
Важно, что это была настоящая, чёрная, громадная овчарка. Такой тогда мне, семилетней девчонке, она казалась. К тёте Маше мне приходилось ходить по поручению мамы. Это случалось довольно редко. Обычно я с опаской приоткрывала ворота и в щёлку смотрела на собаку. Та внимательно смотрела на меня. Гремя цепью, она шла в мою сторону, издавая глухой предупреждающий рык. Было страшно! Но цепь была короткой, и я, чуть помедлив, шла в дом.
В тот сумеречный зимний вечер я, как обычно, приоткрыв ворота, посмотрела на конуру, прислушалась – тихо, цепь не гремит… Значит, собака уже спит, и закрыла за собой ворота. И тут же черная тень молча метнулась ко мне. Собака! Откуда мне было знать, что на ночь ее отпускали с цепи, а ворота запереть видимо забыли.
В два громадных прыжка она очутилась около меня. Я вжалась спиной в ворота. Крик где-то застрял у меня в горле. Волкодав навис надо мной и тяжело опустил передние лапы на плечи. Я осела – он был очень тяжелый, а его голова была выше моей. Мне почему-то вспомнилась сказка про серого волка, и я от ужаса закрыла глаза.
А вскоре почувствовала на лбу мокрый язык собаки. «Сейчас есть меня начнет», – мелькнула мысль. И я без сил сползла на снег. В голове была непонятная пустота и отрешённость. А собака легла рядом. Было тихо. То ли собаку боялась рассердить, то ли не было голоса – я не кричала.
Прошло некоторое время. Наконец, открылась дверь, и послышался голос хозяйки. Собака вскочила и проворно побежала к ней, а я, не помню как, очутилась за воротами.
Дома про то, что случилось, я ничего не рассказала, потому что опасалась: если отец узнает – Волкодаву конец. Мало ли что, в доме ещё дети подрастали, а рядом такой зверь живёт!
И всё осталась по-прежнему. Но, когда ходила к тёте Маше, чувствовала, что собака меня не тронет. И всегда здоровалась с ней. «Привет!» – говорила я. И что-то тогда проскальзывало во взгляде Волкодава, что позволяло мне думать, что если я сейчас подойду, то он меня не тронет.
Но всё же лучше соблюдать дистанцию, это его территория, как мне сказала тётя Маша.
И с тех пор у меня к большим и умным собакам особое уважительно-дружеское отношение. «Привет!» – при встрече здороваюсь я с ними, и что-то неуловимое проскользнёт в их глазах. Ну, конечно, они меня понимают!..
Пух
По воскресеньям мы с дочерью-помощницей обычно ходили на базар за продуктами и иногда проходили мимо рядов, где торговали всякой всячиной. Как-то, проходя мимо, замечаем – среди вороха одежды лежит что-то лохматое и белое, как кавказская папаха. Нет, не папаха! Это, свернувшись калачиком, а была зима, спит собака. Ну, как не остановиться!
Дочь сразу стала гладить собаку и жалеть – холодно ведь на морозе. Бабка лет шестидесяти, хозяйка собаки, сразу оживилась и начала жаловаться на трудную жизнь: одна, пенсия маленькая, а Пух мясо любит. Поэтому продает собаку за сорок рублей.
По тем временам – деньги большие: например, из Калининграда до Урала можно было долететь за двадцать пять рублей. Я только вздохнула, дочь молча гладила собачку. И тут бабка говорит: «Я вот в больницу ложусь, может он у вас пока поживет недельки две?» «Конечно, приводите!» – обрадовались мы и дали свой адрес.
К вечеру они пришли. Мы с удовольствием приняли такого красавца! Помытый, расчесанный – он стал выше и крупнее за счет шикарной шерсти. Из-под лохматых бровей на нас глядели выпуклые, черные глаза. Породу было трудно определить: что-то среднее между болонкой и пуделем. Да какая разница!
Пух сразу завоевал наши сердца. Он деловито прошёлся по комнатам, походя лизнул малыша, сидящего на полу. На кухне с удовольствием съел свежую тушеную капусту с мясом, которую я загодя приготовила, – это его любимая еда. И, как показалось, очень спокойно отреагировал на уход хозяйки. Мы ей дали задаток двадцать рублей, чтобы к концу месяца отдать остальные деньги.
Так у нас появился Пух. Мы к нему привязались и с каждым днём в его поведении находили массу интересного. Конечно, каждая собака имеет свой характер.
Пух был независим, как говорится, себе на уме. Если его ругали – он тут же рычал в ответ. Причем по степени громкости «речи» он не уступал: мол, сами не лучше! Но стоит лишь сказать ласково: «Пух, ты хороший!», как он менял гнев на милость и начинал ластиться и довольно урчать. Начни говорить строго – недовольный рык, молчать не будет! Этот хитрюга, скорей всего, быстро понял, что это просто игра.
А как он любил быть в центре внимания! Когда кто-то приходил к нам, он всеми силами пытался завоевать его внимание: крутился под ногами, заглядывал в глаза, прыгал на колени всем, чтобы панибратски положить лапы на плечи. Как он сердился на нас, если мы его гнали, мол, это они ко мне пришли! Короче, давал понять, что кроме него здесь никого интересного нет!
К тому же Пух был очень общительный и умный: сам приносил тапки, когда кто-то из нас приходил домой, причём, только взрослым. Дети такого внимания не удостаивались. Тапки, правда, могли быть разного размера, а иногда и только один. Но это такая мелочь, главное же – внимание!
Он знал всех по именам. По просьбе мог каждого будить: с отца он стаскивал одеяло, если будил дочь, то носился по одеялу взад-вперёд, пока та не встанет. Когда спал маленький сын, он никогда не лаял, даже когда слышал звонок. Он терпеливо ждал, когда тот проснётся, тогда с радостным лаем бежал к кроватке: наконец-то, ты проснулся, будем играть! Порой друзья, наигравшись, отдыхали в обнимку, вытянувшись на полу или на диване и были одного роста.
Недели через две является хозяйка. Обнимает Пуха, плачет: «Скучаю, жить без него не могу! Вот ваши деньги, извините!»
Дом сразу опустел. Малыш скучал, звал Пуха. Мы вечерами вспоминали нашего любимца и тихонько вздыхали: надо было бы деньги сразу отдать за собаку – сами виноваты! Однажды, часов в семь утра, вдруг раздался характерный стук в дверь – так стучал лапами Пух, когда возвращался с прогулки. Он гулял частенько один. Я открываю дверь. Мимо меня, медленно, слегка пошатываясь, не поднимая головы, идёт, как бездомная дворняжка, грязный понурый Пух. Собака направляется прямо к мужу и упирается головой ему в ноги. Мы застыли от изумления: он просил помощи и защиты!
Видимо бедняге здорово досталось за это время. Неизвестно, где он был и как долго он нас искал. Это ведь не розыскная собака!
К вечеру бабка и сама заявилась: «Уж простите меня, но я его продала за шестьдесят рублей, а он от них убежал. Надо вернуть!» Муж молча подал ей деньги и открыл дверь.
Из всей этой истории мы решили, что Пух, видимо, не раз был таким образом продан. И у него от частой смены хозяев выработался такой характер: он был изворотливый, хитрый, наглый, к тому же бабник и гуляка!
Эти черты характера Пуха мы постепенно открывали для себя, когда жизнь вошла в привычное русло. Как он проходил на улице мимо здоровых, рослых собак! Это надо было видеть! Гордо поднимал голову, вытягивался, и почти на не гнувшихся ногах, как на ходулях, медленно и важно проходил мимо, не глядя на оторопевшую громадную собаку, которая удивлённо наблюдала за ним, глядя на него сверху вниз, зачастую уступая ему дорогу. Вероятно, в такие моменты он испытывал истинное наслаждение произведённым им фурором.
Да, Пух обладал незаурядными качествами, главным из которых было нахальство. Он беззастенчиво поедал еду из мисок кошек и собак, где ему приходилось бывать. И хозяевам приходилось с этим мириться.
Вероятно, живя по принципу – главное, чтобы костюмчик сидел – Пух с удовольствием позволял себя мыть и расчёсывать. И тогда, вымытый и расчёсанный, напоминая взбитую белую подушку, он с удовольствием ловил на себе восхищенные взгляды и возгласы.
К тому же Пух был бесстрашный донжуан. Порода и рост дам его не смущали. Он волочился за всеми. Ни одна собачья свадьба не проходила без него. Как бы мы его не караулили, он находил способы удрать из дома. Искать его было бесполезно. Он всегда возвращался сам – грязный и голодный. Но, судя по всему, очень довольный
Все эти издержки воспитания мы ему прощали – Пух сам выбрал нас, а это дорогого стоит!
Дин
После исчезновения Пуха мы решили собак больше не заводить – столько переживаний: то за детей, то за собак. Пару лет прожили спокойно. Дочь была занята – училась в двух школах, свободного времени было мало. Но когда подрос сын, то начал постоянно таскать в дом то кутят, то бездомных дворняжек, которых приходилось нам пристраивать в добрые руки. Я его понимала – в шесть лет сама такая была.
Как-то мне пришла в голову мысль уговорить его, мол, когда он подрастёт, возьмём овчарку. Он её вырастит и пойдет с ней служить на границу.
Беседа дала свой результат – сын согласился. С месяц жили спокойно. Но, как говорят, у него был план. «Мама, – как-то говорит он, – у меня новый друг появился. Ты его чаем напоишь?» – «Конечно!»
И вот он является с другом – солдатом из воинской части, что расположена рядом с нашим домом. А в руках у друга подросший щенок овчарки – Дин… Немая сцена. Умбай – новый друг – на ломаном русском языке объясняет: «Твоя сын очень овчарка просил. Я его принёс».
Так появился у нас Дин. Родился он в питомнике от родословных родителей, но по каким-то признакам был отбракован. Неизвестно, через сколько рук он прошёл, и жизнь у него не всегда, видно, складывалась хорошо. Я заметила, что он очень боится веника. Только его увидит у кого-нибудь в руках, сразу ретируется подальше.
«Да, это не Пух», – вздыхали мы.
Увалень, спокойный, если дети начинали шалить – садился молча в угол спиной к ним. Видно шум ему не нравился, приходилось и с этим считаться.
На улице, по молодости, он пытался завести дружбу с дворовыми кошками, но получив пару ударов когтистой лапой по морде, ими перестал интересоваться. Шавки при виде его заходились от лая, но он и здесь меланхолично проходил мимо них. Голоса его мы не слышали.
Да, трудное детство было у Дина! Какое оправдание можно было ещё придумать?
«И зачем он вам? – Удивлялись соседи, – Какой от него прок?» В ту пору был бум – по неистребимой крестьянской привычке все старались держать хоть какую-то живность. И наш многоэтажный дом, удачно стоявший в зелёном массиве, вскоре оброс сараями и сарайчиками.
Проку, правда, от Дина никакого. Разве что, когда его выгуливаешь, замечаешь восхищённые взгляды и одобрительные возгласы прохожих: рослый, прекрасный экстерьер, шерсть лоснится…
Но лодырь! Никаких команд он выполнять не хотел, и дочь решила с ним пройти школу дрессировки.
Эта затея почти не давала результата. Он работал по настроению, иногда просто хорошо! Правда, если на занятии не было его подружки Лоты, в которую он был влюблён. В общем, всегда были какие-то причины, которые мешали Дину показать себя. «Запущенная собака», – был приговор опытного дрессировщика. Но дочь упорно ходила с ним на тренировки. И требовала от нас того же.
Так что мы всей семьёй, по мере возможности, принимали участие в дрессировке собаки.
У меня это получалось хуже всех. По правде сказать, почти не получалось. Беру палку, кидаю: «Дин, апорт!» Тот с ленцой, повернув голову ко мне и приподняв бровь, снисходительно смотрит, типа: «И ты туда же!» И продолжает заниматься своим любимым делом – обнюхивать кусты, таскать оттуда всякий хлам и складывать у моих ног. Мне было обидно: ну не было у меня командирского тона!
Тогда я придумала такую игру: давала собаке нюхать какую-то вещь, взятую из дома, потом прятала ее в кустах или зарывала в землю: «Ищи!» Ну, это он делал с удовольствием, быстро находил и притаскивал мне. «Молодец Дин!» – хвалила я, прощая его выходки. Дочери я не жаловалась.
И ведь знал, стервец, что я его балую и жалею. После тренировок подойдёт, положит голову ко мне на колени и смотрит, смотрит… «Ну, что, Дин? Опять тебе попало от Леры?» Услышав знакомое имя, он быстро подбирался и поворачивал голову к двери.
Ещё с удовольствием искал сына, который играл во дворе с мальчишками. Бывало, дам понюхать его тапок, открываю дверь и командую: «Ищи Рому!» Дин бежит, быстро находит того и, дёргая за штаны, тянет. И не отстанет, пока тот не пойдёт с ним домой!
Как-то по весне решила я посадить в саду луковицы цветов. Земля готова, лунки сделаны, все по линеечке. Красиво, ровно. Дин гуляет по саду. Посадив последнюю луковицу, распрямилась, вижу – Дин лежит посредине, растянувшись вдоль грядки, а передними лапами обнимает аккуратно сложенные в кучку, выкопанные им луковицы цветов и терпеливо ждет похвалы: «Я нашел!» Что тут скажешь? «Молодец!» Пришлось опять их сажать, но уж как попало.
Соседи продолжали над нами посмеиваться: «Что, вместо свиньи откармливаете?» Впрочем, Дина они любили, фамильярности с ним не допускали, но ходили мимо без опаски.
Дело шло к осени. Скоро надо дочери уезжать, она будет учиться в другом городе – кто с ним возиться будет? И, главное, кроме неё он, собственно, никому не подчинялся.
Решение расстаться с Дином пришло неожиданно. Однажды дочь, придя с прогулки с Дином, заявила: «Все! Мало того, что лодырь, он еще и трус!»
Мы и до этого замечали, что он, как увидит солдата, как-то съёживается. А тут шла рота, и он такой с виду сильный защитник, трусливо спрятался за свою дрессировщицу. Дочь была оскорблена до глубины души. Так судьба Дина снова должна была измениться.
Мы стали искать ему новых хозяев. Нашли очень быстро. Отдали бесплатно – друзей не продают – директору одного из близлежащих совхозов с одним условием: «Хорошо кормить и не сажать на цепь!» Тот клятвенно заверил, что так и будет.
Завели мы Дина в большую железную клетку – загон и поехали домой, как с похорон. Всю ночь оба ворочались, а утром часов в 8, нагруженные кастрюлей с едой и бутылкой с водой, стояли уже у той клетки. Дин потеряно сидел в уголке – ни воды, не еды… С какой радостью он бросился к нам! Я плакала, собака слизывала мои слёзы: ну за что нам опять такие переживания?..
В правлении совхоза подняли бучу: «Такую собаку вам отдали, а вы?! Ни воды, ни еды! Забираем назад!» Но молодая женщина-счетовод попросила нас отдать собаку ей: «Пойдёмте, посмотрите – ему будет у нас хорошо!» Да, Дину там будет хорошо: свой дом, двор только на два хозяина, большая веранда, в которой он и должен был жить. Этот вариант нам действительно понравился. Мы договорились, что приезжать не будем – только звонить. Завели Дина на веранду и уехали. В течение недели звонили ей через каждые два дня, интересовались. Ответы были спокойные, односложные. «Ну, думаем, обживается, ему там хорошо!» И стали уже потихоньку успокаиваться за судьбу Дина, как однажды раздался звонок, и голос новой хозяйки кричит в трубку: «Вот это собака! Дин на веранде вынес застекленную раму и повалил обидчика на землю! Он, наверное, бежит к вам. Меня дома не было!»
Господи, да это на него не похоже! В чём дело? И хозяйка поведала, что Дин почему-то боялся соседа. А тот постоянно дразнил его, когда дома никого не было. И, обнаглев и будучи пьян, сегодня стал его дразнить через стекло веранды. Я вдруг спросила: «А в чем был одет тот бедолага?»
«Да как всегда – в старую солдатскую амуницию».
Вот оно что! Я не раскрыла секрет Дина, но подумала: «Это как же нужно было довести добряка Дина, чтобы у него проснулся, наконец, бойцовский инстинкт, и он прыгнул через стекло по всем правилам задержания! Видимо уроки дрессировки не прошли даром!
Он повалил обидчика на землю, всем своим весом придавил его и крепко удерживал зубами. Мужик верещал от страха и боли. Дин всё сделал правильно и ждал команды. Но её не было. Во двор стали сбегаться люди. Кто-то замахнулся на него палкой. Злым зелёным огнем вспыхнули глаза собаки, и он, оставив поверженного врага на земле, легко перемахнул через штакетник, огораживающий двор. Свобода!
Дин громадными прыжками устремился вперёд по асфальту – дорогу он запомнил. Он почувствовал свою силу, он переборол свой страх и больше никого не боялся. Дин выполнил всё на отлично и хотел слышать похвалу своей строгой дрессировщицы: «Молодец, Дин!»
Догиня Герда
В нашем доме перебывало много собак. Иногда их приводили нам друзья, которые уезжали в отпуск. Ну как отказать, если мы дома.
Обычно собаки к нам быстро привыкали, а мы подстраивались под них – как привыкли жить дома, так и здесь живите. Вспоминаю красавицу Герду – черную догиню. Она была ещё подросток. Но на своих длинных ногах и со своей длинной шеей, она производила впечатление взрослой собаки. Как начнёт махать своим длинным хвостом-прутиком, бить им по мебели, у нас сердце сжималось: вдруг сломает хвост! Мы уже что можно отодвинули ближе к стене, но она такая длинная – везде хвостом достанет, места ей было маловато. Вторая беда – не могла делать свои дела на улице.
Идем гулять – Герда без поводка и намордника чинно идёт рядом по тропке, в кусты – ни-ни! Приходим в парк – продолжает спокойно идти рядом по дорожке, никуда не сворачивает, нигде ничего не нюхает, не останавливается. Странная собака! Сама иду с ней в заросли кустарника: «Герда, гуляй!» Никакого интереса. Стоит. Я сажусь на траву – она садится рядом. Вот и вся прогулка. Но не успеем придти домой, как тут же, в коридоре, нахалка, присядет и надует целую лужу! Так и мучились – подтирали за ней.
Ещё Герда предпочитала спать в кресле. У неё дома, видимо, было кресло большое, а в нашем ей было тесно. Что только мы ей не стелили на полу – чуть ли не матрац. Нет! Уляжется в кресло, свернувшись в дугу.
А днём Герда любила отдыхать на диване, причем именно тогда, когда на нём кто-нибудь уже лежал. Запрыгивала на диван со стороны спинки и осторожно протискивалась. Немного полежав в тесноте, начинала лапами упираться в спинку дивана и сталкивать лежащего. Ей это быстро удавалось. Отвоевав диван, растягивалась во всю его длину – он ей был как раз – удовлетворённо вздыхала и закрывала глаза: наконец-то!
Хозяева были молодые, пока без детей, и обращались с ней, наверное, как с ребёнком. Герда была очень капризна. Например, она хотела есть тогда, когда все за столом, и есть то же, что едят все. Об этом нас предупредили. Я старалась накормить её пораньше. Герда поест, но всё равно ей и с нами нужно поесть: будет крутиться у стола, заглядывать в тарелки, а это ей было удобно – длинная шея позволяла. Как-то я сделала салат со свежими огурцами и помидорами. Муж играл на фортепиано в другой комнате. Герда была с ним. Только было мы уселись с детьми за стол – Герда тут как тут. Царапает дверь кухни – открывайте! Мы заранее забаррикадировались, однако она подналегла на неё, но дверь не открылась. Герда метнулась назад к мужу и стала выразительно скулить – мол, там уже едят, а мы-то что тут сидим?! Тот, не обращая внимания, продолжает играть. Чуть подождав, догиня решительно суёт морду между руками и клавишами, почти сталкивая его со стула: прекрати играть! Тому пришлось идти на кухню – что тут у вас происходит? А Герда уже стоит у своей миски. «Да не будешь ты это есть, – уверяю я ее, накладывая в миску салат, – ну на, ешь!» Только хруст пошёл, съела всё за милую душу.
Как-то к вечеру пришел за ней хозяин. Она, развалясь на диване, только слегка повернула к нему голову. «Герда, пошли домой», – сказал он ей ласковым голосом. Ноль эмоций! Ласково поглаживая эту прекрасную, черную пантеру, он продолжал уговаривать её. Пришлось вмешаться: «Герда, вставай!» Та с ленцой, потягиваясь, нехотя встала с дивана. Ну хитрюга! Всё она понимала, но явно держала форс. Впрочем, ей у нас действительно было хорошо: дети, прогулки. И ей не хотелось уходить. Что там она одна в квартире целыми днями? Герда пошла с хозяином от нас с явным неудовольствием. А нам было ее жаль – такую собаку избаловали!
Ну, настоящий боксёр!
Как-то днём, возвращаясь домой и проходя мимо мусорки, услышала какой-то тихий писк. На писк котёнка не походило. Пошла посмотреть: на земле за мусоркой шевелился крошечный комочек. Огляделась – собаки не видно. Подождала. Напрасно. «Видимо, специально выбросили», – подумала я. В ладони места ему хватило. Гладкошёрстный, песочный окрас, лоб выпуклый, нос приплюснутый. Да это настоящий боксёр! «Вот дураки, – думаю, – такого щенка выбросили!» И поспешила домой с такой находкой, обрадовать домашних.
Находка всем очень понравилась. Назвали Найдой. Решили, что надо давать по пять капель молока через пипетку каждые два часа. Установили дежурство. Молоко подогревали, кормили строго по расписанию. Спал кутёнок в тёплой мужской шапке, как в гнезде. Делали массаж животика, приучали к газете. Найда быстро росла и правила гигиены хорошо усвоила. «Не ребенок – просто чудо!» – радовались мы. Разговаривали с ней, гуляли. Ну, помнили еще, как своих-то детей растили.
Дочь сходила с ней в ветлечебницу, где Найде по всем правилам купировали хвост и уши, как это положено боксёрам. Найда быстро росла и стала постепенно обрастать густой шёрсткой. «Это подшерсток, на зиму», – решили мы. Подшёрсток с каждым днём становился всё гуще и длиннее. Дозу кормления и разнообразие мы, естественно, увеличили. Дочь уехала в командировку, а когда приехала через две недели, то Найду не узнала!
По полу ползал пуховый шарик с огромным животом на передних ножках, задние волочились сзади – они не держали веса тела… Конечно, «это безобразие», как дочь сказала, она не оставила и пошла консультироваться с опытными собаководами. Оказалось, что в переводе на человеческие мерки, мы скармливали кутёнку чуть не ведро еды в день!
Пришлось пересматривать рацион и кормить не так часто. Вид у Найды был уморительный – ни ушек, ни хвоста. Ножек из-за огромного живота тоже не было видно. Катается по полу пуховый шарик с глазами!
Но мы ещё слабо надеялись, что это боксер: выпуклый лоб и приплюснутый черный носик вселяли надежду. Однако через месяц пришлось признать, что этот пуховый шарик – просто комнатная собачка! Но мы ею были очень довольны и совершенно не расстраивались: образ боксёра померк на фоне этого настоящего пушистого чуда. Найда росла большой умницей: она знала своё место, была чистоплотной, любила купаться. Была очень активна и игрива. Найда всегда была в центре внимания!
По характеру своей работы мы, порой, могли быть заняты целый день. А как же Найда? Мы не могли допустить, чтобы она могла оставаться одна без присмотра. И, как это было ни печально, опять решили искать хороших людей, чтобы отдать её в надежные руки. Отдали бездетной паре – у них удобный график работы, всегда кто-то был дома.
Понесли им Найду вдвоём с дочерью. Пустили её там на пол, «шарик» покатился. Хозяин, пятидесятилетний, здоровый мужчина, вдруг живо, на коленях, полез за кутёнком под стол. Сколько было у него радости! Мы, наскоро объяснив, что надо делать, со слезами выскочили из квартиры.
Прошёл месяц, который показался нам очень долгим. Мы подумали, что Найда нас забыла, привыкла к новым рукам, и наше появление не будет её травмировать. Встретила она нас громким лаем. Это был подросший, энергичный пёсик. Я не удержалась и поднесла руки к Найде, та ткнулась мне в ладони. Боже мой! Она меня вспомнила! Поднявшись на свои маленькие лапки, стала лизать мои руки, лицо, радостно поскуливать. Удивительно, но её мордочка по-прежнему напоминала боксёра У меня было горячее желание схватить ее, спрятать за пазуху и бежать домой!
От греха подальше я отдала её в руки дочери. Та положила её на спинку на одну руку, а другой стала делать ей массаж, как это делала раньше. Найда моментально затихла и расслабилась. Ей было хорошо, она была в родных руках. Состояние дочери было такое же, как и у меня – убежать с ней! Хозяева старались не подавать вида, но тревожно наблюдали за нами. Ни раздеться, ни пройти в комнату они нам не предложили, было ясно и без слов – посмотрели и уходите.
А что творилось с Найдой: она скачками, вихрем пробежала по комнате, ткнулась поочередно в ноги хозяевам и снова метнулась к нам к порогу – мол, простилась со всеми, пора идти домой!
Сил смотреть на это больше не было. Я только спросила: «Кого она больше любит?» «Хозяина», – был ответ. И я попросила его взять Найду на руки, а мы, попрощавшись, наверняка к великой радости хозяев, быстро ушли.
Как мы корили себя, что отдали собачку! По дороге домой, немного успокоившись, решили, что ей там лучше – она постоянно под присмотром. Что нам? Главное, чтоб Найде было хорошо… Туда решили больше не ходить – нечего душу травить ни себе, ни собаке.
Прошло, наверно, с полгода, когда я в магазине случайно встретила хозяйку Найды. Мы вышли с ней вместе – нам было по пути, и она с большой охотой рассказывала о собачке. Я узнала, что Найда по-прежнему больше любит хозяина, спать любит только с ним, на отдельной подушке. Что после прогулки, с улицы, быстро бежит вперёд, стучит передними лапками в дверь – открывай! Тут же бежит к ванной и сидит, ждёт, когда ей помоют лапы – с грязными ногами по комнате не бегает. Потом на кухню. Запрыгивает на стул и начинает стучать лапками по столу, этому научил её хозяин: есть давай! Ну, а потом, наевшись, как мячик начинает скакать по квартире. Удивительная собачка!
На прогулке к своим сородичам интереса не проявляет, предпочитает общество людей. С ней они разговаривают как с ребёнком – и она их понимает. Быть на полу Найде не нравится – предпочитает находиться повыше: со стула прыгнет на диван, с дивана – на подоконник, с подоконника – на комод. «Пришлось с комода все безделушки убрать», – смеётся хозяйка. А хозяин говорит: «Вот подрастёт и успокоится, а сейчас ей развиваться надо!» Я поняла, что они любили её и с удовольствием возились с ней.
Да, собачке повезло: мир не без добрых людей!
О бедных дворняжках замолвите слово…
Это о них, бездомных, что бегают везде, вечно что-то вынюхивают, иногда без причины облаивают прохожих. И владельцы породистых собак, впрочем, как и большинство людей, их всерьез не воспринимают.
И я была в их числе.
Но однажды, очутившись в незнакомом городе, где предстояло прожить долгих четыре месяца на курсах, я первое время очень скучала. Иду как-то днём по аллее парка, настроения – никакого. Вдруг меня обгоняет дворняжка.
Пробежав шагов пять, останавливается, оборачивается и смотрит на меня. «Ну, что, пёс, – говорю я, – тебе тоже скучно? Пойдём со мной!» И этот небольшой умный пёсик засеменил рядом. Я с ним продолжаю разговаривать, а он, похоже, меня слушал. Иногда поднимал свою мордочку и снизу вверх поглядывал на меня. Прошли шагов пятьдесят. Вдруг из кустов выпрыгивает похожая собачонка. Они начали радостно обнюхиваться и вилять хвостами, а я пошла дальше и подумала: «Ну, вот и конец нашей дружбе».
Ничего подобного: моя собачка меня догоняет, делает вокруг меня круг и бежит назад! Потом опять ко мне и снова назад. Я поняла, она меня приглашала: «Пойдем с нами, там весело!» «Ладно, иди, иди!», – попрощалась я с ней. А настроение у меня поднялось.
Позднее у меня в этом парке появился еще один друг – здоровый пёс.
Шерсть на нём свалялась, он явно был бездомный, но держался как-то уверенно и степенно. Выходя из парка, спросила про пса у сторожа. Тот сказал: «Да тут он живет – хозяин!» На следующий день я опять уселась на свою скамейку. Пес лежал недалеко, на своем месте. «Иди сюда!» – предложила я.
Тот, помедлив, неспешно поднялся и, подойдя, улёгся у моих ног. Когда кто-то из гуляющих приближался к нам, пёс поднимал голову и внимательно смотрел на них до тех пор, пока они не пройдут мимо. Мне, признаться, было неловко быть под охраной этого грязного пса. Иногда люди удивленно смотрели то на меня, то на собаку – мол, ну и парочка! Да пусть думают!
Я приходила в этот парк, садилась на свою скамейку, и вскоре, непонятно откуда, появлялся пёс. Я доставала угощение ему, тот деликатно его съедал, подбирая все крошки, и занимал своё место – ложился у моих ног.
Пёс взял меня под свою защиту.
Он никогда не провожал и не встречал меня, не вилял хвостом, не заискивал. Но внимательно смотрел в глаза при встрече – он всё понимал, этот мудрый пес! Я улыбалась ему и бодро говорила: «Всё хорошо!» Он, вздохнув, привычно укладывался на своё место.
Пришло время уезжать. Я понимала, что без прививок не могу его взять и увезти с собой. И он это почувствовал, когда я последний раз пришла к нему, погладила его первый раз по свалявшейся шерсти, бормоча что-то ласковое. Он отвернулся от меня и, положив голову на лапы, больше на меня не смотрел. Я уходила с чувством вины, в полной мере осознавая слова Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого приручаем!»
Тинька
По садовой тропке бежал маленький птенчик. Он уже оперился и изо всех сил помогал себе крылышками. Вернее, одним. Другое крылышко будто косою было напрочь срезано. Не будь он калекой, я бы за ним не гонялась – родители его сами найдут и позаботятся.
Но тут другое дело – птенчика в любой момент может поймать кошка. С большим трудом я смогла его поймать. Взяла серенький комочек в ладони – у того от страха сердечко бьётся, глаза закрыты. Бедняга! Что с ним делать? Опять проблема! «И зачем это мне надо», – думаю я, а сама уже набираю в рот воды, чтобы напоить его.
Хвост и крылышко длинное, – на воробья точно не похож. Ладно, вырастет – точно определим, а сейчас ему гнездо делать нужно и еду какую-то готовить. Ну, с едой, как оказалось, проблем не было – мухи! Он их поедал с удовольствием – мух было много, и мы всей семьёй таскали их ему.
Назвали его Тинькой, потому что он беспрерывно тинькал. Поили мы его из пипетки, а потом дочь как-то случайно поднесла его к крану, откуда текла тонкая струйка воды. И он вдруг, вытянув свою тонкую шейку, стал пить сам. Какой молодец!
Спал Тинька в шапке на подоконнике, который мы огородили, чтобы он не свалился. Птенчик рос весёлым. Прыгал, бегал и постоянно издавал свое неизменное тинь-тинь! Постепенно он перестал нас бояться.
Подойдёшь к нему, подставишь указательный палец (его транспортное средство), и он на него прыгнет, крепко ухватившись своими острыми коготками. Рацион ему разнообразили – что сами ели, то и он. Особенно жаловал кусочки мяса и масло. Мух уже не было. Крылышко и хвост отрастали медленно. Со временем стали опускать на пол и ходить очень осторожно: как бы под ноги не попал. Но опасения были напрасны. Тинька бегал только по периметру комнаты, вдоль стен, и мы ни разу не замечали, чтобы он пересёк ее по-другому. Он себе и гимнастику придумал – любил бегать вдоль стены, под секцией. Там у него была полоса препятствий – поперечные планки в 5 см высотой. Смех! Услышит какой-либо шум, тут же бежит под секцию и давай там бегать и перепрыгивать через препятствия. Да так быстро!
Наступила зима. У Тиньки торчали из хвоста только три длинных пера, и крылышки перестали обрастать. Носили гулять на улицу: Тинька занимал свое место на пальце и ждал, когда его на вишенку у дома посадят. Это был его выгул. Да такой хитрец! Все норовил скорее спрятаться там.
Среди зимы случилось страшное: Тинька не то с пальца специально прыгнул, не то упал в ведро с водой. Как мы перепугались – умрёт! Быстро его обсушили и в полотенце положили между батарей сушиться. Слава Богу, обошлось – жив остался.
Но вот чудеса! Как только поднесёшь птицу к струйке воды, он норовит под струю весь залезть! Опять суши его между батарей. Как-то он гулял по столу, а там стояла тарелка с водой, он вскочил на край тарелки и бултыхнулся в воду. Ну что за ненормальная птица! А может, Тинька купаться хочет, сделали мы предположение и решили проверить: налили в чашку немного тёплой водички, и он плюхнулся в неё и с удовольствием трепыхал крылышками.
Вот оно что! Это чижик!
Так с тех пор и повелось. Купался Тинька чуть ли не каждый день. Мы ему воду под батарею подставим, чижик накупается, а потом сам – прыг между секциями батареи. Сидит, трясется весь: тощий, облезлый, только глазёнки блестят. Вот так и перезимовали.
К весне снова появились мухи, и Тинька сразу пошел в гору.
А мы тоже не тратили зря время – учили его летать. Посадишь на палец и машешь, машешь рукой, но так, чтобы не упал. А тот сидит, уцепится коготками, а сам в такт взмаха тоже машет крылышками.
И ведь научили! Тинька окреп и стал свободно перелетать с пальца на стол или на диван. Чижик летал всё увереннее. Как мы радовались за него и потихоньку готовились к расставанию с ним. Нельзя вольную птицу держать дома, нехорошо.
Расстались мы с чижиком совсем не так, как хотели. В середине весны на подоконнике, среди домашних цветов, Тинька занимался любимым делом – перепрыгивал с одного растения на другое. Нам надо было уходить и, чтобы он не вывалился в открытую створку окна, я решила его закрыть и быстро направилась к окну. Тинька громко закричал, как это он делал при приближении незнакомых людей, и вылетел в окно! Боже мой, как мы перепугались! Что это с ним? А это была виновата я. Первый раз одела новое платье, в котором он меня не узнал, и молча подошла к нему.
Все планы были отменены.
Мы бросились вниз. На земле, под окном, его не было. Значит, чижик где-то рядом на дереве. Стали громко звать: «Тиня, Тиня!» И он стал откликаться и тревожно кричать с огромной липы через дорогу. Дерево росло как раз на уровне третьего этажа, откуда он вылетел и пролетел по прямой не менее тридцати метров. Мы его и жалели и гордились результатами своего труда. Кричал он почти беспрерывно, и мы не находили себе места: ну разве разглядишь этот серый комочек, где он сидит? А он, по-видимому, ждал свой спасительный палец.
Прошел ещё день. Тинька больше не подавал голос. «Улетел!» – подбадривали мы друг друга. Но было неспокойно за него.
Прошла, наверное, неделя, когда бабушка, которая живет выше нас, сказала: «Видела я вашего Тиньку! Он на следующий день прилетел, летал все по подъезду. Я в окно его выгнала. Зачем он вам, пусть на воле живёт…»
Да, конечно!..
Но по весне в саду с волнением слушаешь привычное тинь-тинь! Смотришь издали на купающихся в лужицах жизнерадостных чижиков и так хочется, чтобы среди них был и наш Тинька!
Пернатые квартиранты
Ну, как их не вспомнить и других славных пичуг, которые волей случая, оказывались у нас.
Это были, в основном, жертвы загадочных обстоятельств. Стриж с откусанной лапкой; вот уж было мученье с ним: они же едят на лету! Но мы справились, вылечили: давали антибиотики, привязали к культе палочку. Кормили из пипетки, и он самостоятельно вылетел из окна, значит, окреп. А крылышки у него были в порядке – не пропадёт, они на землю редко садятся!
А уж сколько детвора по весне носила нам птенчиков, и больных и здоровых, – не сосчитать! Наша квартира была как «Скорая помощь». В экстренных случаях обычно помогала дочь: она обрабатывала ранки, бинтовала, давала советы, как лечить дальше…
Сорока
На следующий год, после чижика, в начале лета в лесу поймали подросшего сорочёнка, та же картина – одно крылышко повреждено. Я, было, хотела пристроить его у знакомых в деревне, но меня энергично выпроводили с ним: сорока подрастёт – всех цыплят перетаскает! Ну, и опять домой – выхаживать.
Сорочёнок – не чижик, крупный, и места ему надо больше. А когда освоился, то предпочитал быть в обществе людей: где скоком, где короткими перелётами увязывался за теми, кто был дома. Больше всех мешал дочери. Та готовилась к экзаменам в музыкальной школе. У нее на фортепьяно стоял метроном, и он сороке очень понравился. Она доберется до него, клюнет носом в него – тот и заработает: тик-так, тик-так! А птица сидит рядом, голову набок и слушает, пока завод не выйдет. «Мама, убери ее! Она мне мешает!»
Посажу на плечо ее, уйду на кухню. Сорока начнет перебирать мне волосы и нежно-нежно что-то ворковать. Как я любила эти минуты! Казалось, как в далеком детстве меня кто-то по голове гладит.
Но, впрочем, это будет продолжаться недолго – сорока уже себе что-то новое приглядела: она ловко спрыгнула на стол, со стола на стул, потом или на пол, или на подоконник, и далее везде.
Жила она в большой картонной коробке и забиралась в нее, когда хотела. Сама нарвала мелко газеты, которые мы постелили ей туда, а тряпку выкинула – не понравилась. Впрочем, газеты лежали по всей квартире – это не Тиня!
Как-то я попросила дочь сходить в магазин купить молока. Положила на стол три рубля. Та сразу не смогла пойти, собралась это сделать чуть позднее. Приходит – денег нет! Я снова, покопавшись, кладу три рубля. Дочь пока собиралась, туда-сюда, глядит – денег нет. Я сержусь: «Хватит придумывать отговорки – иди!» Положила на стол пять рублей! И вдруг замечаю, как сорока ловко хватает со стола деньги и быстро, боком-боком к своей коробке. Пошли к ней в гнездо с ревизией. А там!.. Что там только не спрятано! Разноцветные яркие крышки от кефира, ряженки, молока, обертки от конфет. А в самом низу, в ворохе бумаг, спрятаны деньги! Видать, не зря зовут ее сорока – воровка.
Вспоминаю забавный случай: поставила швейную машинку на стол и шью пододеяльник. Ворох материала свисает до пола. Я строчу ткань, та медленно поднимается с пола, а на ней, как на эскалаторе, едет сорока! Доезжает до машинки, соскакивает на пол и едет снова наверх – катается! Так и шили пододеяльник с ней вдвоём.
Ближе к осени сорока окрепла и свободно летала по квартире. Мы стали специально держать окна открытыми – пусть летит, теперь не разобьётся! И настал день, когда она вылетела в сад напротив окна.
Мы спокойно пережили это расставание. Сорока, впрочем, никуда не улетела. По утрам громко стрекотала в саду. Хозяйка! – назвали мы её.
|
Рецептов 49 
Статей 985 
