«Трактат о лущении фасоли» Веслава Мысливского.
Рецензия Ежи Ленгауэра
Чем, на мой взгляд, рецензия Ежи Ленгауэра на роман Веслава Мысливского «Трактат о лущении фасоли» может быть интересна российскому читателю? Да хотя бы тем, что это – впечатления самого обычного польского читателя. Не российского, польского. То есть рецензия – не что иное, как взгляд на роман изнутри. Изнутри польского общества, которое досконально знает свою историю и, соответственно, моментально почувствовало бы фальшь в описании, оценках, последствиях тех или иных исторических событий, которые проходят по жизни главного героя романа и свидетелями которых, вольно или невольно, становятся читатели «Трактата о лущении фасоли». Нам, россиянам все это внове, в то время, как польские читатели или сами прошли через то, чему пан-рассказчик был не просто свидетелем, а непосредственным участником, либо хорошо знают об этом со слов своих родных. Если российский читатель в большей части оценивает качество текста, стиль изложения, занимательность и увлекательность сюжета, то поляк в полной мере может судить и об исторической достоверности всего того, о чем он прочитал. Но и это – не все. В силу исторических различий в путях становления и развития российского и польского общества и оценки одних и тех же событий, могут различаться у поляка и у россиянина. А в чем эти различия заключаются? Насколько они отличны друг от друга? Разве это не интересно?!
Константин Кучер
Впервые за много-много месяцев (а может, лет?) прочитал книгу, от которой не мог оторваться. Мысленно сожалел, что пора ложиться спать. Сетовал на то, что заканчивался завтрак, заканчивался ужин, за которыми я читал. И нужно заняться чем-то другим. Веслав Мысливский написал роман, который производит огромное впечатление на читателя. Я неторопливо переворачиваю страницы, а содержание каким-то непостижимым образом всё же ускоряется и не идет, слишком быстро бежит. И вдруг… Я подхожу к финалу романа «Трактат о лущении фасоли». Подхожу с большим сожалением для меня: Почему так коротко? Почему все уже закончилось?
В прошлом году я прочитал много рецензий на этот роман. Сначала внимательно следил за тем, какие произведения номинировались на «Нике», потом за тем, кто победил. Но рецензии не произвели на меня особого впечатления. Они не побуждали меня к чтению. Я боялся анонсированного рецензиями монолога. К тому же, не обычного монолога Метафизического... Какое уж тут поощрение! Наоборот. Это меня оттолкнуло. Не стоит. Я представил, что это, должно быть, крайне скучный предмет. Как же так? Ни одного диалога? Наверняка, автор тонет в описаниях природы, пейзажей, психологии персонажей. Он пишет о своих впечатлениях. Это не может быть интересно. Тем не менее, я купил эту книгу. Любопытство победило. Чем меня заинтриговало произведение? Ну, премия «Нике», конечно.
Считаю, что «Трактат о лущении фасоли» – исключительная литература. Одна из лучших польских книг последних лет! Трагическая и чрезвычайно мудрая книга.
Веслав Мысливский использовал очень интересную формулу истории во время неспешного процесса лущения фасоли: истории, рассказанной случайному незнакомцу. Хотя, не буду спорить, любая другая форма воспоминаний рассказчика, наверное, была бы не менее интересной. Любая форма, вставленная в волшебную рамку... Все дело в воспоминаниях. А они охватывают много-много лет. Польшу времен Второй мировой войны, первые послевоенные годы, сталинизм, Польскую Народную Республику. Они затрагивают не только основные социальные и политические события, скрытые между строк, но и, казалось бы, незначительные моменты личной жизни героев романа, которые, тем не менее, очень ярко и выпукло показывают трагедию и травму обычных людей. С большой эмоциональной насыщенностью, по крайней мере, так я это воспринимаю, Мысливский описывает клеймо, которое война и сталинизм наложили на людей. Как они были заклеймены, и как это повлияло на их жизнь. Как это выбило из колеи их чувства, их отношение к другим людям, к миру. А также о том, как Польская Народная Республика сметала все, что было до войны. Возможно, автор больше фокусируется на трагедиях простых людей, чем на социально-политическом аспекте, но это вписывается в формулу романа, который написан с точки зрения обычного, даже простого человека, на первый взгляд, совершенно неприметного персонажа того времени. Из его уст льются обычные слова. Льются, казалось бы, без особого волнения, но с каким-то эмоциональным акцентом, основу которого я не могу уловить. Возможно, я воспринимаю это так, поскольку, как читатель, который лишь немного помнит о военном положении, знаю те времена только из книг, семейных историй или юбилейных воспоминаний в прессе. Возможно, в этом и заключалась цель Веслава Мысливского?
Рассказчик не привязан к непрерывности времени в своем повествовании. Луща фасоль в компании человека, который пришел к нему её купить, он вспоминает отдельные фрагменты своей жизни. Одни из этих фрагментов уходят, другие приходят. Разные части истории сталкиваются друг с другом, события одного фрагмента связаны с другим фрагментом.
Давайте закроем глаза и представим себе небольшой дом, почти сторожевую башню. Вероятно, сумерки. Рядом спят собаки, их сонное ворчание и рычание настраивает на мирный лад. Никаких звуков цивилизации. Рядом шелестят деревья, где-то недалеко волны разбиваются о берег. Никто никуда не торопится. Мы садимся друг напротив друга. Может быть, выпьем по чашечке чая? В голову приходят воспоминания и ассоциации... Наш слушатель кого-то нам напоминает. Его или ее черты лица, может быть, глаза, может быть, элементы одежды. Иногда мы поднимаем взгляд от фасоли. Он падает на комнату, которую мы видели много раз, каждый день. Но в компании этого незнакомого собеседника, чьи руки испачкала шелуха фасоли, некоторые детали обстановки напоминают нам о нашей жизни. Они воскрешают в памяти доселе неизведанные, незнакомые нам области. И поскольку они были до сих пор скрыты от нас, а мы больше не можем позволить себе волноваться по поводу собственных воспоминаний, мы рассказываем сказку. Как это становится возможным – в обычных словах столько волшебства? Может, это дружелюбие леса? Может, успокаивающий шум воды? Сознательно ли Мысливский выбрал такое волшебное окружение для своей истории?
Давайте вспомним, когда лучше всего рассказывать сказки? Ах, точно! В необычных, сказочных обстоятельствах! Как рождается это волшебство? Что причина этому? Может, искры, неустанно и щедро прыгающие в камине? Может, тёплая плита? Может, тёплый плед, в который мы завернулись, сидя в огромном, уютном кресле? Может, снег за украшенным инеем окном? Может, крыльцо загородного дома и стрекот сверчков вокруг? Да, обстоятельства, обстановка! Мысливский подошел к нам со стороны детства! Он добавил лес, воду, загадочного слушателя. И сказки. Но не нежную сказку с красивой моралью. Это кошмар войны, послевоенных лет. Только этот кошмар не нужно вытаскивать на свет. Насколько мы его поймем, зависит только от нас. Как и в сказке...
Обратим внимание на два отрывка. На мой взгляд, они точно иллюстрируют стиль автора. Обычные мемуары. Обычный монолог. Но сколько скрытых трагедий, сколько скрытых смыслов! Первый рассказывает о том, как главный герой прячется в картофельной яме, чем-то напоминающей глиняную хижину, после того, как мать послала его за корзиной картошки. Сколько трагедии для ребенка, трагедии войны в целом, семейного кошмара можно извлечь из этих обычных слов, недосказанности... Следующий отрывок – сцена из шляпного магазина, на мой взгляд, феноменальная, великая сцена, которая описывает словами довоенного продавца шляп, а теперь работника национализированного магазина, изменения, вызванные сталинизмом. Необычайно пронзительный отрывок, тем более что в длинном монологе продавца шляп он говорит об искусстве продавать шляпы, об искусстве носить, надевать, кланяться, узнавать характер и профессию людей по шляпам, которые они носят. И в заключение он говорит об уродовании этого искусства новым режимом.
Люди, которых рассказчик встречает на своем пути, искалеченные войной и коммунизмом, будут многочисленны. Старые и молодые, мужчины и женщины, взрослые и юноши, помнящие довоенные годы и родившиеся во время войны или незадолго до нее. Все с клеймом. Все нервничают. Веслав Мысливский затрагивает всё. Но только затрагивает. С большой деликатностью, с одной стороны, и настойчивостью – с другой, он указывает на самые важные проблемы того времени. Он переносит свой рассказ через сожжение деревни во время войны, увиденное глазами ребенка через щель в двери ямы для хранения картофеля. Он рассказывает о несчастной, но прекрасной партизанской медсестре – девушке, одиноко купающейся в лесных озерах и реках, за которой следят голодные глаза лесных солдат. Он не осуждает несчастных, озлобленных, мятежных адептов нового режима – послевоенных сирот, воспитанных и обученных коммунизмом. Что предлагает нам Мысливский на каждом шагу? Вкладывает ли он в наши головы просто трагедии, отсутствие любви и необходимость в ней? Плачет ли он над крахом человеческих отношений? Кого он обвиняет? Войну? Мир? Людей? Бога? Польшу, наконец? Вдруг выясняется, что, согласно ритму сказки, у главного героя есть талант. Именно, талант необходим, чтобы выжить в этом жестоком мире. Рассказчик – музыкант. Его талант проявляется в раннем детстве благодаря дяде (тоже трагической фигуре) и подаренной им племяннику губной гармонике. Но сколько таких талантов пропадает? К счастью, музыкальный талант – это способность к выживанию. В сказке главному герою фея дарит волшебный предмет. Но в любом случае этот почти сказочный атрибут помогает ему пережить свою последующую судьбу, связанную со строительством Народной Польши. Казалось бы, обычная картина – завод, стройка, бараки, водка и карты по ночам. Но, как в сказке, появляются волшебные персонажи. Кладовщик оказывается великим музыкантом, который дарит нашему герою то, о чем он мечтал, сварщик – потенциальным священником, пани Бася – очаровательная и щебечущая как жаворонок – позже появляется в заводском пейзаже как фантом любви, домовладелица – ненасытно эротичная, жаждущая мужских рук. Таковы люди, которые сопровождают рассказчика при выполнении его сменяющих друг друга производственных и личных планов. Его музыкальный талант ведёт его перед лицами бонз, скрытых за карнавальными масками. Затем он направляет свои шаги за границу, где встречает очень загадочного господина Роберта. И с ним он связывает судьбу главного героя, который, словно обойдя всю Землю вокруг, возвращается туда, откуда ушёл.
Но это ещё не конец. Сказка несёт в себе нечто иное. Вернувшийся герой – это человек, совершенно не похожий на окружающих его людей. Изменило ли его прошлое? Обратите внимание, что он говорит о своем окружении, как старается выполнять свой долг, как относится к животным, людям, как реагирует на несправедливость.
Очаровательно, что сказочник то прерывает последовательные рассказы, то возвращается к ним. Он рассказывает о лесе, о близких ему собаках, о свинье, к которой относится как к члену семьи, о реке... Но, как и в сказке, автор умеет придать повествованию таинственность. Например, необыкновенно волшебная встреча в кафе. Представьте себе: незнакомые люди встречаются на улице в чужой стране, они вроде бы знакомы и вместе идут пить кофе; сказка должна была бы привести к доброму финалу этой необычной встречи, но, увы, ничего этого нет; автор продолжает повествование, давая возможность узнать больше о судьбе обычных-необычных людей. А может, именно в этом и заключается волшебство? В обычных судьбах? Или в курортной встрече. Столь же странной, запутанной...
В рассказах о лесе, реке, деревне Мысливский наделяет своего главного героя чертами человека, чрезвычайно мудрого народной мудростью. Это иллюстрирует один из моих любимых отрывков:
«Но мёд-то, надеюсь, пан любит? Тогда дам пану баночку в подарок. (…) У меня свой, не покупной. Тут, со стороны леса, может пан видел, стоят несколько ульев. Так это – мои. И с этих нескольких, если год урожайный, так мёду собираю и собираю. (…) Дети должны есть мёд.
Лучше всего, однако, мед пить. Как? Заливает пан утром чайную ложечку меда полустаканом чуть теплой воды. И пусть так всё и стоит до следующего утра, когда пан выжмет половинку или четверть – сколько есть – лимона, размешает и выпьет натощак, по меньшей мере, за полчаса перед завтраком. Если питье покажется холодным, в него можно долить немного горячей воды. Чистое здоровье. И для сердца, и от ревматизма. Мёд для всего хорош. Не будут пана простуды мучить. (…)
И какого пан желает? Верескового? Или падевого? Падевый – хвойной, не лиственной пади, тот – аж черный и значительно лучший. (…) Сам-то я больше люблю гречишный».
|
Рецептов 49 
Статей 985 
