Светлана Викарий. От каждой курицы… нисучки!
Моя карьера начиналась в отделе сельского хозяйства областного телевидения. Было это в незабвенном 1974 году. Тогда эфиры все были прямые, в самом прямом смысле этого слова. Ни поправить, ни вырезать. Что сказал, то и услышал телезритель. И увидел, конечно. Следовательно, журналист обязан был полностью контролировать ход эфира, поскольку никто другой из ТВ группы вмешаться в этот процесс просто не мог. Можно сказать, это мы, пионеры телевидения, первыми в прямом эфире учились создавать некое шоу, правда, слова этого мы тогда не знали. И наши эфиры должны были быть предельно правдивыми и строгими по форме и выражению. Но иногда они действительно превращались в шоу.
Я очень любила свою работу, журналистику и сельское хозяйство. Тогда для меня поросячьи привесы и коровья физиология были так же важны, как сегодня для современной девушки знание техники секса. Истории немудреной жизни знаменитых доярок, скотников и механизаторов, я запечатлевала в своих блокнотах со множеством восклицательных знаков после деталей, которые приводили меня в щенячий восторг.
Марки тракторов и комбайнов я знала наизусть, сорта пшеницы и других сельсхозкультур мне тоже были известны, я знала по кличкам всех быков производителей области, отёлы и опоросы радовали меня, как сегодня радуют успехи собственных детей…
Прекрасное время, когда души и селян, и журналистов были чисты. Мы были беспредельно преданы честной журналистике, честному информированию. И клопы в гостиничном номере районного центра не могли испортить настроения, оно восполнялось обедом в сельской столовке или на полевом стане вместе с трактористами – мясной котлетой почти в ладонь, жареной на сале картошечкой и обжигающим борщом, приправленным зеленью с огорода и чесночком.
Но эта была преамбула.
Так вот на тот Прямой эфир я пригласила агронома и бригадира птицефермы. В павильоне стоял журнальный столик в окружении двух-трех низконогих кресел. А на заднике обычно красовался сельскохозяйственный пейзаж. Если лето – косящееся поле. Осень – по нему шли комбайны с пропыленными и улыбающимися широкими улыбками комбайнерами. Задача была простая – поговорить об успехах соцсоревнования. Я заранее сообщила им вопросы, которые задам и, усадив в кресла, помчалась причесаться и накраситься. Студийная парикмахерша, прихорашивая меня, нацепила мне пластмассовую заколку в виде большой ромашки, красивую такую, с желтенькой сердцевинкой.
А тогда еще на журнальный стол всегда ставили бутылку минеральной водички, чаще «Баржоми» и стаканы по количеству приглашенных. Мы уселись, я поправила на коленях юбку, не дай бог, чтоб коленки остались голыми, и посоветовала гостям не нервничать, а просто отвечать на мои вопросы. Но гости заметно волновались, особенно бригадир.
От помрежки, которую мы называли Тарапунькой, за ее маловнятный говор и суетливую беготню, последовала команда «Приготовиться!» Я сделала красивую улыбку и уперлась глазами в монитор, на котором красовалось название нашей передачи. Последовали музыкальные позывные, и я увидела себя с гостями на экране. Выглядела я прекрасно, дефицитная заколка очень украшала мою юную внешность. Камера приблизилась ко мне, и я начала рассказывать о замечательных тружениках совхоза-миллионера, двое из которых сегодня посетили нашу студию. И вдруг я вспомнила, что и того и другого зовут Николай Николаевич, но их фамилии я почему-то не записала. Мне не оставалось ничего, как трещать о своих впечатлениях от командировки и лихорадочно соображать, как выпутаться.
Время шло, Тарапунька уже делала знаки, указательными пальцами, показывая то на одного гостя, то на другого, это значило, что пора было представить их зрителям.
И тут я пошла на прорыв. Это был реальный прорыв, сами представляться гости стали гораздо позже, а тогда это было обязанностью журналиста. Я сказала, обращаясь к агроному: - Николай Николаевич, представьтесь, пожалуйста нашим телезрителям!
Агроном достал из-под стола руки и зачем-то энергично потер ладони, потом опустив глаза, застенчиво сказал: - Не ешь сало.
В гробовой тишине студии родилась ПАУЗА – дочь телевизионной безответственности.
Тарапунька крутила пальцем у виска. А если это фамилия? - соображала я. Ну, существует же украинская фамилия Подопригора! Ничего не оставалось, как идти ва-банк.
И нервно хихикнув, я затараторила: -У вас удивительная, и просто замечательная сельскохозяйственная фамилия! Она просто соответствует вашему призванию! Теперь я понимаю, почему вы пошли в агрономы!
Ничего более лицемерного в своей журналисткой жизни я не произносила.
Дальше я спросила о видах на урожай в этом году, и, разумеется, блеснула эрудицией, молодые журналисты любят это делать, высказав свое мнение о сортах твердых пшениц, которые идут на подсыпку к простым, чтобы получить качественные итальянские макароны.
-Нет, итальянцам мы не продаем, - возразил агроном. - Потому как манку из нее для детишек делают очень качественную. А итальяшкам пусть канадцы продают твердую пшеницу на их, эти самые спагетти.
Это было весьма патриотично, но не очень к месту и как-то неделикатно. Я быстренько переключилась на достоинства высокоурожайных сортов яровой пшеницы Саратовская-70 и Харьковская-46. Николай Николаевич с энтузиазмом говорил о том, что эти сорта не боятся мучнистой росы и листовой ржавчины. И спасибо ученым, что они так постарались облегчить жизнь хлеборобов.
А в это время другой Николай Николаевич ожидал своего представления, как расстрела. Ему тоже пришлось произнести свою фамилию самому: - Слепой.
Я поперхнулась, но тут же воспрянула и поинтересовалась достаточно ли кормов заготовили этим летом для птицы?
Он начал рассказывать вполне пристойно, а я, на всякий случай, держала свою руку вблизи его. Решив, что всё позади, я продолжила:
- В вашем совхозе рекордные надои молока, надеюсь, и птицеферма не подводит.
Слепой сказал:
- Нет, не имеем права подводить никого. Никогда. Нет. Не имеем.
- От каждой курицы-несушки вы получаете… - помогала я.
- От каждой курицы нисучки…
Ошибившись, буквой, он растерялся…Последовала пауза. Огромные глаза были, как черные тоннели в глубину его споткнувшегося мозга.
- Вы получаете сортовые яйца, качественные яйца. Сколько от каждой курицы несушки?
- От каждой курицы-нисучки… - Его заклинило. – Ну, это, у нас на птицеферме, новой, 50 тысяч этих курочек-нисучек. Молоденьких.
Оператор подпрыгивал на месте от ржаки, Тарапунька скакала, как коза и хваталась за голову. Я опять лихорадочно соображала, как выйти из положения. - Николай Николаевич, короче, мы все будем с яйцами.
Ужаснувшись тому, что сама ляпнула, продолжила: - Куриные яйца и куриное мясо, очень востребованные продукты питания. Производство по выращиванию кур, продаже яиц, считается очень выгодным. Оно высокорентабельно, рентабельность составляет 100%. Ведь курицы неприхотливые птицы. Продукция всегда востребована на рынке. Кто любит яишенку, а кто омлетики… Яйца – это прекрасный белок, без которого человек не может существовать.
Мой монолог был похож на зазыв торговки с Одесского привоза, которая на «отлично» сдала первый зачет на первом курсе кулинарного техникума.
Я делала ему знаки глазами, чтобы он продолжил.
- Первый, второй, третий сорт у нас яйца, да-да, от каждой курицы-нисучки.
И он опять он впал в ступор.
- Я знаю, что план вы уже перевыполнили.
- Выполнили-перевыполнили. На всех хватит. На всю область. Обеспечим, слово даю.
Тут я глянула в монитор и обомлела. На общем плане Неешьсало, который не принимал участия в делах куриц-нисучек и, видимо, вообще не слушал нас, разливал в стаканы «Боржоми». Он поставил в ряд три стакана и ровно, по линеечке, пригнув голову и прищурив глаз, налил каждому по порции. Картинка была дворовая - самый нетерпеливый, но справедливый, разливал поровну. Далее агроном взял пустую бутылку и просто поставил ее под стол.
Оторопели все. Я ждала, что сейчас он скомандует: «Ну, давайте выпьем! За пшеницу твердых сортов и всех курочек-несучек!» Бутылка предательски была видна под столом, и я слегка подтолкнув коленкой стол, протянула руку, чтобы убрать ее, но не достала, оператор со скоростью света поменял план, я скосила глаз на монитор и быстренько нырнула под стол – общий план еще был нужен для завершения программы!
Когда я вылезла из-под стола, Тарапунька вся тряслась, хваталась за сердце, подпрыгивала и рукой гладила себя по голове. Но что она хотела сказать, я не понимала. И только когда оператор снова дал общий план, я увидела, что на моем глупо улыбающемся лице, ромашка болтается где-то в районе шеи, а волосы на этой половине головы торчат торчком, как у бабы Ежки, которая впервые сделала себе прическу у выпускницы ПТУ.
И тут мне все стало по барабану. Я поняла, что меня уволят за этот эфир. Легким движением руки я стянула с волос ромашку, лучезарно улыбнулась и сказала
- Дорогие наши телезрители! Я благодарю всех вас за внимание к сельскохозяйственной теме, за любовь к нашим прекрасным сельским просторам и труженикам, которые всегда очень волнуются, когда рассказывают вам о своей нелегкой работе. Поверьте, это непросто. Ведь мы не артисты. Но мы ещё не раз встретимся в нашей студии, и с каждым разом наши беседы будут все более содержательными и проходить в атмосфере доброжелательности. И вы узнаете еще очень много о сельском хозяйстве нашей области.
Короче, я всех заткнула, чтобы не смеялись над нами. Ведь посмеяться можно над каждым. У кого-то фамилия может оказаться дурацкой, и руки трясутся после вчерашнего, да и привычки частенько берут над нами верх. А тут прямой эфир и прямые люди.
С работы меня все же уволили. И это было здорово, потому что меня ждали еще более увлекательные события – я поехала в Москву поступать в Литературный институт.
|