Детям сказки взрослые рассказывают. А взрослым кто? Могу и я рассказать, слушайте…
Жили–были добрый молодец да девица-красавица.
Молодец-то статным был, компанейским, друзья вокруг него всегда собирались. Но он выделялся из компании ростом своим богатырским, смехом заливистым, да кудрями черными. Не Ванька-дурак, образование получал высшее. А звали его Василием. Мать Васильком называла за глаза голубые, которые сверкали как цветочки-звездочки из-под черных кудрей.
И, конечно же, приметила его сразу девица-красавица по имени Василиса. Сама статностью не уступала. Высокая, стройная. Коса русая до пола свешивалась, брови черные дугой. Музыкой занималась, на роялях играть умела, пела опять же заливисто. Но больше всего на свете любила на себя в зеркало смотреть, красоту уважала.
И вот подружились они, Василий с Василисой, да и поженились…
И жили они в современном доме, в большом городе. Не отличишь от сотни и тысяч таких же домов каменных. И жизнь, казалось, обычная протекала в молодой семье. Да случилось одно происшествие. Сказкой в народе называется.
В первое-то время совместной жизни смотрели они друг на друга, насмотреться не могли. Конечно, отрывались, если надо было на занятия или ещё куда по делам сбегать. Но ненадолго. Скучали друг по другу, домой торопились.
Но время-то идет, не воротишь его. Оно течет, да за собой немного и окружение прихватывает, вот и меняется всё вокруг.
С течением времени и у наших знакомых немного всё изменилось, и обстановка в доме, и сами другими стали.
Перестали они смотреть друг на друга. Некогда стало. У неё концерт за концертом, только успевает репетировать да наряжаться. А его бизнес закрутил, ничего кроме денег да товара не видит.
А квартира-то их превратилась в настоящую зеркальную шкатулку. На всех стенах зеркала навесили, на всех простенках, а кое-где даже на потолке. И ходит среди них Василиса, на себя любуется, не налюбуется: «Хороша!»
А Василий всё свободное время в экран глядит, компьютера. И времени-то свободного у него – только ночь. Играет, бегает по сети. Стало быть, отдохнуть чтоб. И сам весь в экране, мается, уже себя и не помнит. Бывает, вспомнит про Василису свою, выйдет в комнату и не поймет, где женушка-то. Отражается она во многих зеркалах. Так он с отражением, с зеркалом, и поговорит.
И стали души их быстро-пребыстро чахнуть и стариться. Что для души главное-то. Чтобы в глаза друг другу смотреть, да видеть, что нужна очень. И наполняться любовью да расцветать поступками благостными, для других полезными. И не старится тогда душа. Стареет человек, а душа-то у него молодой остается. Важно это очень. Для дальнейшего пути её.
А Василий с Василисой совсем не смотрят друг на друга. Да еще и по ночам не дают душам своим отдохнуть.
Он всё в экран пялится. Не дождется душа, когда можно оторваться от него да передохнуть немного. Занемела, закостенела вконец. Уже и не поймет, то ли это на экране мультяшка бегает, то ли это она полуживая там мечется.
А Василисина душа дождется ночки, вылетит потихоньку, да в зеркало и стукнется. Повернёт в другую сторону, а там опять это препятствие. Мечется, мечется, бедолага, да так опять назад и рухнет без сил.
И не могут души этих молодых и симпатичных людей вылететь и отправиться в путешествие. Чтобы распрямиться, окрепнуть от движений в пространстве, напитаться свободой, увидеть даль и невидаль. Цепенеют души Василия и Василисы, усыхают, иссякают. Любовью их не питают, радостью не озаряют, в путешествия не отпускают.
Постарели совсем души. Так и умерли бы вперед тел своих, если бы не одно событие.
Нарядилась Василиса как-то однажды пуще прежнего. Перед зеркалом крутится, вертится. Не стоится ей, наряды уж больно хороши. Да и сама под стать им. Да только вдруг бросился в глаза изъян какой-никакой на лице хорошеньком. Показалось что ли? Не поверилось. И приплясывать перестала, придвинулась поближе к зеркалу, рассмотреть чтобы. Да как завизжит, ногами затопает, руками замашет. Капризная очень с детства была. Головой трясет, волосы рассыпалась по плечам, да развеваются как ведьмино помело. А руки-то уже и сами не понимают, что творят. Схватили огромный подсвечник, тяжеленный, что на трюмо стоял, и давай им по зеркалу лупить. Стекло крошкой сыпется, звенит. А Василиса никак не успокоится. Уж к другому зеркалу перебежала. Мечется как Баба Яга по комнате и кромсает красоту свою в отражениях на мелкие кусочки.
Сколько времени бегала так, неизвестно. Только не осталось ни одного зеркала в комнате. Выбилась из сил, бросилась на кровать и давай плакать горько. Плакала, плакала, да и уснула крепко, со сном настоящим. С цветным, вольным.
Сколько раньше ночей спала, не счесть, а снов не видала. Душа не улетала, откуда снам взяться? Не выпускали душу зеркала. А теперь свобода – клетки зеркальной нет. Лети себе, куда глаза глядят. А может и не глаза вовсе. Глаза – не глаза, а улетела душа далеко. Вырвалась на простор! Улетела за моря, океаны, чужие страны, за тридевять земель, за космические пространства, звездные россыпи, да в дали Вселенной.
Летит себе, красотой любуется. Красоту-то любит. Насмотреться не может. И свобода её удивляет, пьянит просто. Аж петь захотелось! И в тот же миг зазвенела в ней песня. Необычная, красивущая. Счастлива, в общем, душа.
Летит, времени не замечает. Да только уставать помаленьку стала. Хоть и молода у неё хозяйка, Василиса, а душа-то давно состарилась. Без полетов, без любви, без радости совсем одряхлела. Стала присматривать, где передохнуть можно. Да и устроилась на небольшую планетку. Розовую. С серебристым горизонтом. С теплой полянкой. Прилегла, да и забыла про всё на свете.
Да и что помнить-то. Шум, гам, тесноту, смрад, да ещё ко всему и свет безбожный, искусственный. А любовь, что когда-то жила в душе, таким стала маленьким зернышком, совсем засохшим, окостеневшим, что про неё душа совсем забыла.
И поселилась душа на этой планете. То ли пути обратного не знает, не запомнила, то ли сил нет, стара стала, то ли желания нет возвращаться, никто её не ждет, не любит, да и у неё любовь высохла вся.
А на Земле-матушке уж ночь-полночь. Василий сидит себе перед экраном, отдыхает, значит, веселится. Весь внутри событий мультяшных, завороженный. Визг да звон стекла даже и слыхом не слыхивал.
Под утро здесь же, в кабинете, и спать устроился. Оборудовано у него уже, за много лет, устроено место.
Только на следующий день спохватился. Зовет свою Василису, а она не откликается. Зашел в почивальню, а она лежит посередь покрывал шелковых. Наряжена вся. Спит – не просыпается. Словно красавица спящая. Красавицей-то и так была. Да только спящей вдруг вмиг стала.
А вокруг стекла битого, видимо-невидимо. Утренние лучи отражаются в осколках, мириадами зайчиков по стенам, по потолку искрят. Как шатер хрустальный над Василисой светит.
Не то, что расстроился Василий, только удивился очень. Почему не просыпается? И что делать, не знает. Взрослый, сказок уж и не помнит, а деток у них нет, некому подсказать. Зато умный сам-то. Думал, думал… И придумал. Давай искать новомодные учения: советы, упражнения, медитации всякие. И вычитал: искать надо душу Василисину! Бродит она где-то. А сам Василий ещё понять не поймет - надо ли ему заниматься морокой такой. Лежит женушка, спит себе, пить-есть не просит.
Да и убежал на работу. А работа-то и на ум нейдет. Всё Василиса мерещится, будто зовёт его. Маялся, маялся, да домой вернулся.
За игру устроился, а не играется вовсе. Чаевничать отправился – а не в радость. Мыкается по дому из угла в угол шастает.
Всё ему кажется, что Василиса в доме, то тут стукнет, то там брякнет. Вздохнул печально, да и пошел советы новомодные пробовать, на себя примерять.
Да в компьютер глядеть, а что выбирать-то, сам не поймет, что надо. Нашел картинку интересную, да музыку приятную спокойную. Вроде и сам успокоился. Уставился на кружок белый посередь темного экрана, и оторваться от него не может. Смотрел, смотрел, да и не заметил, как вылетел в ту дырочку на экране. И не поймет, где он, и что с ним.
А его крутит, вертит. Болтает прямо. То петлями мелкими заворачивает, то волчком кружит, то толчками вверх бросает. Аж голова закружилась. Понятно, не умеет летать-то. Раньше не пробовал. Вдруг, загудело что-то совсем рядом, да как свистнет сбоку! То ли от звука резкого, то ли от воздуха порывистого, только покатился Василий кувырком, да и …очнулся.
И не поймёт, что с ним было. Уснул, что ли? А впредь охладел к упражнениям таким. Не понравилось.
И так день проходит, другой. Василий привыкать уж стал к женушке спящей. Вроде и мало чем отличается жизнь такая от прежней. Мало виделись, совсем не разговаривали. Так же всё и осталось. А многие люди и всегда так живут. Знают, что в доме кто-то есть, а толком-то и не видят друг друга.
Подойдет только Василий изредка к Василисе, посмотрит, да кликнет тихонько. Проверить чтоб. Не изменилось ли что. Да и уйдет опять.
Только спустя какое-то время скучно ему стало. Очень. И вспомнил Василий про дружка своего - приятеля. Весёлого гитариста и артиста, разгуляй-парня. Встретились с радостью. Балагурили и день, и ночь целую. А может и не один день, да не одну ночь. Со счету сбились. Друг-то специалистом по весельям был, знал различные снадобья, чтоб и пределов весёлости не было. А снадобья те на огненной воде настояны, чтоб проникали беспрепятственно в каждую клеточку, да на грибах красивых, на мухоморах волшебных. Обычные, конечно, мухоморы-то были. Да только могут они волшебство творить: кого вылечат, кого отравят, а кого и в сказку перенесут: отправят душу, куда пожелает.
И не заметил Василий, как оказался будто в сказочном лесу. Темно очень. То ли вой тихий, то ли стон слышится, жуть. Ёлки одни вокруг. Растопоршили ветки, того и гляди глаза выколют иголками своими. А иголки как живые, шевелятся и шипят, словно жало змеиное. Под ногами ни одной травинки, сучья навалены. Еле пробирается Василий через них, перелазит, шатается. То ли от снадобья его мотает, то ли от препятствий да от страха густого липкого. А далеко-далеко впереди, сквозь лес дремучий еле виднеется огонёк малый. А может и не виднеется вовсе, только знает молодец, что огонёк ждет его. Долго ли коротко ли путь этот страшный длился, только пришел Василий всё же к огоньку. А у костерка старушка сидит, опрятная вся, в сарафане красивом, словно с дивана только сошла. Прямо светится вся в темноте. Сидит, в огонь сучья подбрасывает. А на Василия по-недоброму взглянула:
– Отвечай мне, добрый молодец, на три вопроса, коль сюда забрёл!
Удивился Василий. Кто такая, чтобы допросы устраивать, да разговоры разговаривать? А сам не перечит. Чувствует, что от вопросов этих жизнь его зависит. А старушка разрешения и не спрашивает, задает первый вопрос:
– Где жена твоя? Чего один в непотребных местах шастаешь?
Смутился Василий, робко отвечает:
– Дома.
Расхохоталась старушка, эхо пронеслось по лесу, филин заухал, ветер поднялся. Еле всё успокоилось.
– Дома, говоришь? А дома-то бревно лежит! Мой огонь придёт, так и сгорит! Недолго осталось ждать клетке, души не найдёшь – засохнет ветка, – зло прошептала хозяйка леса.
Не совсем понял Василий слова эти, снадобья ведь много испил. А тут уже и второй вопрос поспел:
– Где семья твоя?
Что, старая не понимает, что ли ничего? – пронеслось в голове у Василия. И он снова повторил:
– Дома.
А старуха как взбеленилась. Подскочила аж. Закрутилась, завертелась, руками замахала, завыла по-волчьи. Огонь вспыхнул высоко, ярко, озарил, казалось, весь лес. Словно пожар начался. Но опять всё успокоилось, и прозвучал ответ:
– Семья у человека одна, да в ней он множится, семь таких, как «я» родятся! Плачет, стонет весь Белый свет, не пускают деток на свет!
А старушка совсем недружелюбной стала, страшной даже. Нос как будто заострился, лицо враз сморщилось, потемнело. Из глаз искры сыпет, изо рта – пена.
Чуть не прослушал Василий третий вопрос, от страха-то:
– Где любовь твоя?
Совсем сник Василий и пролепетал чуть слышно:
– Дома.
Смерч поднялся воронкой черной, и всё полетело… Лес, старуха, костёр, ёлки, ветки, филин, да и Василий туда же…
И оказался Василий ни далеко ни близко, ни высоко ни низко, на неведомых просторах Вселенной. Звезды вокруг, планеты, значит, разные. Большие и маленькие, разноцветные все. Чувствует Василий, что где-то на одной из этих планет Василиса его спряталась. Найти надо. И воспрянул духом, добрый молодец, и силы к нему пришли необыкновенные. Силы-то души не от тренировки зависят, от количества любви в ней. И давай метаться. С планеты на планету. Много пришлось пережить Василию.
Заманила его на планету Красную сила грязная, нечистая. Поглотить хотела. Обманула, мол, девушка-то у неё на планете мается. И давай Василий с ней сражаться, с силой непорядочной. А она то чудищем страшным обернётся, то блохой почти невидимой. Умаялся молодец, запарился. Да ещё планета горит вся, как пекло. Думал Василий здесь и конец ему придёт. А как вспомнит глаза Василисы, так силы и множатся вновь. Душа-то не устаёт, не иссякает, если любовью питается. Бились они три дня и три ночи, а может и больше: время-то там другое, а может, и нет его совсем. Только ослабевать сила нечистая стала, никто ведь не любит её. Где силы брать? Злость одна её питает. А злость, что пузырь мыльный, бывало, надуешься, позлишься, позлишься, а потом злость и лопнет вся.
Победил силу нечистую Василий, а жену не нашел. И дальше помчался.
А на Кремовой планете хотели молодца нашего хитростью оставить, завладеть навсегда. Подделали звук, и давай звать его Василисиным голосом. И образ сотворили похожий, статный, с косой длинной. Василий уж обрадовался, расслабился да размяк. Образ оборачивается, а глаз Василисиных нет! Дыры черные! Обомлел Василий от страха такого страшного. Замешкался, словно приклеился. А дыры его в себя тянут, он и оторваться не может! Всё ж собрался с духом, успокоился чуть, да вспомнил глаза настоящие, Василисины. Вмиг улетел с планеты этой. Помчался дальше.
Сколько Василий летал? Неведомо! Все – не все планеты обсмотрел? Не все видать, раз не нашел Василису. Отчаялся наш добрый молодец Василий, да вдруг дома оказался, не солоно нахлебавшись.
Сидит у Василисиной кровати. Руки, ноги, голова болят, видно много веселился с приятелем, да ещё уснул на полу неудобно. Только носки-то в хвое все в ёлочной, колючей. А в голове иголки ему и не видны теперь, без зеркал в доме. И призадумался Василий, вспоминать стал, где был, что делал, что слышал…
Вспомнил вдруг, как жили они раньше с Василисой, душа в душу. Радовались всему на свете, смеялись много. Несчастья стороной их обходили, а неприятности и не замечали даже, вместе-то ничто не страшно. И так запечалился молодец. Голову совсем повесил. Поднял Василий с пола ленту голубую шелковую, что из косы Василисиной выплелась. Сидит, накручивает ленту на ладонь, накручивает, глаз оторвать не может. Дышать, еле дышит. Горе собралось комом в груди.
Прилёг рядом с Василисой, обнял нежно и лежит, почти не шевелится. Вдыхает родимый аромат, который впредь и забыл уже. Гладит волосы русые, шелковистые. И хочется ему в глаза посмотреть в любимые. Да закрыты они. Навсегда поди. И только в памяти прекрасные бездонные глаза эти. Тонул, бывало в них надолго, в счастье купался. Почему перестал смотреть в них? Как променял их на экран бездушный?
И завыл он волком от безысходности. И душа его распрямилась, расширилась от стона дикого. Да и запела вдруг. Запел он песню, позабытую давно. Песню любимую, Василисину. Когда-то вместе, бывало, пели, обнявшись. Поёт, а у самого слеза по щеке катится. Большая, горькая, жгучая. Скупые у мужчин слёзы-то. Собрала слеза в себя всю боль Василия, всё отчаяние. От скопившихся и не выплаканных слёз, от всего пережитого, да от воспоминаний счастливого прошлого. Любовь внутри него так разбухла, да расцвела, что просто потекла живым потоком из него. И поцеловал он бережно и нежно Василису в губы. А слеза его горькая упала прямо в глазницу её…
…Долго ли коротко ли отдыхала душа Василисина на планете Розовой. Да вдруг услышала песню знакомую и родную. Тут же нырнула душа в поток счастья, а в следующее мгновение дома оказалась.
И случилось чудо! Василиса вздохнула тихонько и глаза открыла. А перед ней любимый её Василёк, глаза его голубые, цветочки-звёздочки. Смотрит она на него, и насмотреться не может. Улыбается, счастлива очень. А что зеркал вокруг нет, не замечает даже. Будто другой совсем стала. И Василий насмотреться на жену не может! Глаз не оторвёт, по головке гладит. Только иногда головой встряхнет. Не верится ему, вдруг опять сон.
Так и стали они жить впредь, глаза в глаза, душа в душу. Жить-поживать, да семью наживать.
Зеркал-то у них теперь всего два осталось. Одно Василисино, а другое – Василия. Ему – чтоб смотрелся чаще, да на человека походил. А ей достаточно теперь и одного зеркала, некогда смотреться да наряжаться, детки постоянно кличут. Счастье у Василия и Василисы растёт и полнится, прямо через край плещется. Потому как они секрет счастья знают. Он в сказке-то есть, секрет этот. Найди, попробуй!
Август 2012
|
Рецептов 49 
Статей 985 
